СТРАНИЦЫ: 1 2 3 4 5
Отделение под командованием капитана Никитина, несмотря на спешку и небольшое расстояние, подоспело к шапочному разбору. Увидев в свете фар бойцов у входа в каменоломню, Никитин понял, что бой окончен. Некоторые из солдат курили, кто-то перевязывал раненого товарища, двое присматривали за сидящим на камне пленным в немецком обмундировании. Никитин издалека пересчитал солдат – вроде, все живы. От сердца отлегло.
- Что тут у вас?! – крикнул капитан, едва покинув кабину грузовика.
К нему вразвалку подошел сержант Краско, с пулеметом наперевес. От разогретого ствола все еще поднимался едва заметный дымок.
- Все тут у нас, товарищ капитан, - доложил сержант, - Все кончено. Эти, - он кивнул в сторону единственного оставшегося в живых немца, - решили в темноте прорваться. Да не на таких напали. Положили почти всех. У нас трое раненых; одному пулей бок ожгло, другого в руку навылет. Третьему просто осколком лоб раскровянило, хорошо хоть глаза не лишился.
- Уверены, что всех противников устранили? – спросил Никитин, - Что-то вы прям расслабились.
- Сейчас ребята отдохнут, и прочешем каменоломню, соберем трупы, - ответил Краско, - Или вон, пусть второе отделение поработает, зря что ли приехали. Только я вам верно говорю, товарищ капитан – они как все выскочили, так все в землю и легли. Кроме этого вот, - сержант снова указал на пленного, - Кажись, офицер. Бормочет все время что-то по-своему, только я ни бельмеса не понимаю.
- С пленным потом разберемся, - решил капитан Никитин, который по-немецки понимал ненамного лучше сержанта. Роль переводчика в отряде выполнял Парфенов, - Сейчас главное убедиться, что никого не осталось. А то всякое бывает… Думаешь, что все кончилось, а тебе пуля в спину неизвестно откуда прилетает.
Никитин взглянул на часы. На востоке островерхие елки уже четко выделялись на фоне светлеющего неба, но здесь, в каменном мешке каменоломни, все еще было хоть глаз выколи.
- Не будем рисковать, - решил капитан, - Подождем рассвета, уже недолго осталось.
Он направился к пленному, чисто из любопытства взглянуть, что за птица им досталась. Жалко, конечно, что пленный только один. Если была возможность, то капитан при аресте подобных недобитков предпочитал обходиться без стрельбы и лишних жертв. Но если те имели оружие и сопротивлялись до последнего… что ж, значит, сами выбрали такую судьбу.
Немецкий офицер при виде приближающегося к нему Никитина оживился. Он, без сомнения, разбирался в знаках отличия советских войск, и понял, кто перед ним. Так же как и Никитин безошибочно определил звание пленного.
Майор Лиланд был лет на десять моложе Никитина, выше и шире в плечах (впрочем, как и почти все, кто появлялся на страницах этой повести). Красивое лицо с прямым тонким носом и ясными голубыми глазами, обычно спокойное и надменное, сейчас дрожало и кривилось от волнения. На щеке сочилась кровью царапина, скорее всего от осколка камня, но вряд ли такая пустяковая рана вывела офицера из равновесия. Лиланд попытался привстать с камня, на котором сидел, но один из бойцов ткнул в спину майору стволом винтовки.
- А ну не дергайся, фриц поганый, а то стрельну! – рявкнул солдат.
- Спокойно, спокойно, - сказал Никитин, понимая, что у солдата после боя нервы на взводе, и дрожащий палец на спусковом крючке может запросто лишить их отряд единственного «языка», - Не надо ни в кого стрелять. Так, кто тут у нас? Ваше имя и звание? – последнюю фразу, обращенную к пленнику, Никитин произнес по-немецки.
- Вы говорите по-немецки? – почти обрадовался Лиланд, - Господин капитан, прошу вас как можно скорее увезти меня отсюда. И сами уезжайте. Тут происходит какая-то необъяснимая чертовщина! Там, в штольне… - немецкий майор хотел было взмахом руки указать на вход в подземелье, но покосился на бдительного часового и ограничился осторожно вытянутым пальцем, - … там, в штольне на нас напали… напало… некое существо. Не понимаю, как такое возможно, но я видел… Я стрелял в него!
- Нет, я не понимаю! – прервал его Никитин, покачав головой.
- Вот, опять он за свое, - прокомментировал встревоженную речь немца сержант Краско, - Сдается мне, они чего-то так перепугались, что выскочили наружу, как ошпаренные. Может, на медведя напоролись? А что? Бывает, живут медведи в таких пещерах, сам видел.
Никитин мало что понял из сказанного майором Лиландом, разве что знакомые глаголы «уезжать отсюда», «напасть» и «стрелять», но заметил неподдельный страх в голосе и глазах немца. А ведь он похож на боевого офицера, не штабная крыса какая-нибудь. Наверняка пережил немало схваток, бывал и под ураганными обстрелами, со смертью знаком не понаслышке. Да и в числе недобитков оказался не от хорошей жизни, а после окружения и сокрушительного разгрома немецких войск во время недавнего советского наступления. Что же могло его испугать? Уж, наверное, не перестрелка с отделением «чистильщиков».
- Имя и звание? – повторил Никитин по-немецки.
- Эрих Лиланд, - с готовностью ответил Лиланд, - Майор… или, вернее сказать, бывший майор вермахта, - для убедительности он потеребил рукав своего серого мундира, - Видите, вермахт, не СС. Я отвечу на любые ваши вопросы, только, пожалуйста, давайте покинем это место. Я не хочу оставаться тут, рядом с… этим, - майор затравленно взглянул в сторону шахты.
К этому времени начал разгораться рассвет, заметно посветлело. Уже можно было различить несколько лежащих у входа в штольню тел, беспорядочно разбросавших конечности. Никакого движения в каменоломне не наблюдалось.
Никитин решил отложить допрос на потом, когда в нем сможет принять участие лейтенант Парфенов, хорошо знающий немецкий. Но на один вопрос, подсказанный сержантом Краско, у капитана хватило словарного запаса немецких слов.
- Медведь? – спросил Никитин, указывая на вход в штольню, - Там есть медведь?
Лиланд секунду обдумывал вопрос. Нет, то, что заставило семерых вооруженных людей выскочить из надежного укрытия под кинжальный огонь противника, определенно не было медведем. Немецкий майор издал нервный смешок.
- Не медведь, - ответил он, - Мертвец.
Никитин понял слово «мертвец», но общую картину это не прояснило. Кто мертвый? Медведь мертвый? Значит, немцы все-таки убили его? Тогда из-за чего весь сыр-бор? Придется все-таки разбираться самому.
Отойдя от пленного, Никитин дал команду второму отделению. Солдаты без спешки, держа оружие наготове, двинулись вслед за командиром в каменоломню. Прошли узкий проход и развернулись цепью, чтобы не пропустить ни одного куста, ни одной ложбинки или камня, за которым мог притаиться враг.
- Этот мертв! – раздался крик бойца с одного фланга, наткнувшегося на тело.
- Тут еще один трупешник! – почти сразу же отозвались с другого конца цепи.
Сам Никитин остановился над лежащим ничком телом немецкого солдата, на всякий случай носком сапога отбросил подальше валяющийся рядом с трупом пистолет.
- Позвольте, товарищ капитан? – один из рядовых бойцов потыкал тело стволом, затем, перевернул на спину, - Готов. Уже трое мертвяков, значиться.
«Мертвые, кругом одни мертвые… - подумал Никитин, - Может, немецкий майор про то говорил, мол, все, кроме него мертвы?»
Вскоре, были найдены и остальные тела. Их, а также найденное оружие, стащили в одно место, на ровную площадку перед входом.
- А ведь одного не хватает, - констатировал капитан Никитин, - восемь человек было, а трупов шесть. Один живой. Где еще один?
Капитан вопросительно посмотрел на сержанта Краско. Сержант устремил грозный взгляд на бойцов второго отделения. Те переглянулись и вразнобой заверили командира, что каменоломню они обшарили от края до края, и пропустить такой крупный объект, как мертвое или живое тело ну никак не могли.
- Что ж, придется лезть под землю, - вздохнул капитан, - Краско, за мной. И выбери еще пару бойцов посмелее. Больше не нужно, а то перестреляем в тесноте да темноте друг друга.
У входа в подземелье слегка попахивало гнильцой, с потолка капало. Бревенчатые крепления расшатались и потрескались, местами балки выгнулись дугой. Каменные стены, пол и потолок покрывали пятна бурого мохнатого мха. Входить внутрь Никитину категорически не хотелось. Он осторожно высунулся из-за края прохода и посветил в темный зев штольни фонариком.
- Эй, есть там кто? Выходи, не тронем!
Ответом была тишина. Потеряв терпение, сержант Краско оттеснил плечом капитана и осторожно вошел в штольню. Двое солдат с ППШ прикрывали его, капитан светил, подняв фонарик в вытянутой руке над головой. Углубившись шагов на двадцать, сержант остановился.
- Вот он ваш восьмой, товарищ капитан, принимайте! – сказал Краско, - Смердит-то как!
Вонь действительно стояла сильная. Подойдя ближе, Никитин установил ее причину. Тело в черном полувоенном пиджаке, какие обычно носили полицаи, лежало на земле лицом вниз. Оно разложилось до такой степени, что видимые открытые части тела, шея, руки – раздулись и превратились в подобие серо-бурого студня. Не было никакого смысла переворачивать и проверять – действительно ли человек мертв, да и желающих дотрагиваться до разложившегося тела не нашлось.
«Странно, - подумал Никитин, - Всего ведь три дня прошло. Даже если парень был ранен и умер в первый же день, не мог он в прохладе пещеры так быстро протухнуть».
Но одно было несомненно – долго находиться рядом со смердящим мертвецом не смогли бы ни немцы, ни румыны, ни даже русские солдаты. Даже сержант Краско.
- Возвращайтесь, - велел капитан Никитин, - Я тут еще немного осмотрюсь.
Сержанта и рядовых не пришлось долго упрашивать. Сам же капитан, зажав нос, обошел тело полицая и несколькими метрами дальше, где проход расширялся, обнаружил еще тлеющие остатки маленького костерка, сложенного из щепок и обломков крепежных бревен. Рядом валялись пустые консервные банки, какие-то тряпки, прочий мусор, Небольшой изгиб и выступ каменной стены заслоняли этот участок, делая его невидимым и непростреливаемым снаружи. Отличная, просто идеальная оборонительная позиция, но немцы ее покинули в спешке и страхе. И какого лешего они оставили труп валяться и смердеть в нескольких шагах от места, где люди три дня спали и ели? Последнее просто не укладывалось у Никитина в голове.
Пройдя чуть дальше, до того места, где от штольни ответвлялся боковой проход, Никитин заметил блеснувшую на полу стрелянную гильзу. Затем еще и еще одну. Гильзы были новенькие, не ржавые. Воняло здесь почти так же сильно, как рядом с трупом. С трудом преодолевая приступы тошноты, Никитин свернул в ответвление. Капитан сам не понимал, чего ищет и зачем остается в зловонном подземелье. Его влекло сюда вовсе не любопытство и не чувство долга. В голове словно раздавался зов, которому трудно было сопротивляться.
Никитин достиг полуразобранной каменной стены, отметил темные потеки и царапины от пуль на камнях. Но задумываться о причинах их появления даже не стал. В верхней части стены зияло небольшое отверстие, из которого струился ощутимый поток воздуха. К удивлению капитана – свежего, прохладного воздуха. Никитин вдруг ощутил необычайно сильное желание приникнуть к этой дыре ртом и сделать глубокий вдох. И впустить в себя вместе с воздухом то, что веками таилось в пещере. Словно в трансе он потянулся вперед, открыл рот. Зов становился все сильнее, в голове помутилось, перед глазами поплыла пелена.
- Товарищ капитан, вы где?! – донесся до Никитина окрик от входа в штольню, - С вами все в порядке?!
Звук человеческого голоса подействовал отрезвляющее. Никитин вздрогнул, сжал губы и отшатнулся от темной дыры. Он ощутил себя лунатиком, проснувшимся на краю высокой крыши, от падения с которой его отделял лишь один маленький шаг. Как он здесь оказался и что собирался делать? Об этом Никитин мог только гадать.
- Сейчас иду! – крикнул Никитин, с облегчением удостоверившись, что он все еще контролирует свое тело, голос и поступки.
Но он все-таки не мог покинуть это странное место, не попытавшись выяснить и понять, что оно собой представляет, и почему наспех сооруженная, но достаточно крепкая каменная стена отделяет его от основной штольни. Отойдя на пару шагов, Никитин сделал глубокий вдох, задержал дыхание. Затем быстро вернулся к стене и просунул в дыру руку с фонарем, так далеко, как мог. Луч света вырвал из непроглядной тьмы противоположную сторону замурованной пещеры. А на ней – причудливый и уродливый барельеф, в котором клубком сплетались фигуры чудовищных созданий, и не людей, и не животных. Словно порождения фантазии безумца, воплощенные в камне. И все это вокруг центрального изваяния, более крупного и гораздо более мерзкого. Никитину хватило лишь секундного взгляда, чтобы испытать сильнейшее отвращение. Он отскочил от стены, подумав, а не стоит ли заделать дыру валяющимися на полу камнями? Но капитану не хотелось оставаться здесь ни одного лишнего мгновения; он не был уверен, что странное помутнение рассудка, едва не овладевшее им, больше не повторится. Или что воздух, проникающий из пещеры в штольню, не оказывает на него отравляющего действия прямо сейчас.
Никитин быстрым шагом, почти бегом, на полпути перепрыгнув через труп, добрался до выхода. Тут его ждали встревоженные солдаты и сержант.
- Что там, товарищ капитан? – спросил Краско, и Никитин с удивлением различил в его голосе нотки страха.
Никитин помолчал, любуясь светлеющим небом, словно отбыл в темной пещере многолетнее заключение, а не провел всего несколько минут. Воздух тут, снаружи, казался необычайно чистым и свежим, и капитан никак не мог им надышаться. Эта свежесть не была фальшивой, как у потока из дыры в стене.
- Ничего хорошего, - ответил, наконец, капитан, - Не стоило туда лезть. Так, операция завершена, благодарю всех за проявленное мужество и выучку. Здесь нам больше делать нечего, возвращаемся.
День четвертый
Лейтенант Парфенов пришел в себя лишь незадолго до полудня. Первое, что он ощутил – тупую, ноющую боль в затылке. Затем, когда с трудом разлепил веки – по глазам резанул солнечный свет из окна.
- Очнулся, Олег? – услышал он голос капитана Никитина, - Давно пора. Сколько ж можно в постели валяться.
Парфенов повернул голову, что вызвало очередной нахлынувший приступ боли, и увидел лицо командира. Никитин, сидящий возле кровати на стуле, выглядел осунувшимся и не выспавшимся. Кровать, на которой лежал лейтенант, окружали знакомые стены дома старосты.
- Как себя чувствуешь? – спросил Никитин, - Голова кружится?
- Сколько… сколько я был без сознания? – хрипло произнес Парфенов. Подняв руку, он нащупал плотную повязку на затылке, - Я… тяжело ранен?
- Могло быть хуже. Тебя здорово отоварили по голове. Шишка почти с кулак величиной, но кости черепа вроде целы. Вероятно, сотрясение мозга. Я уж боялся, что ты не очнешься, и придется грузить тебя на носилках.
- Что… что произошло?
- Это у тебя надо спросить, - ответил Никитин, - Я могу поручиться лишь за то, что известно мне.
Капитан вкратце рассказал, как ему вместе с отделением пришлось спешно уехать из села, потому что в каменоломне начался бой. Вернувшись на рассвете, он узнал от старосты и его соседей, что ночью что-то случилось, раздавалась стрельба, ранен офицер. Местные нашли Парфенова без сознания, перенесли в дом старосты. Труп караульного обнаружили позже, не сразу заметили в траве.
Никитин, узнав в лицо убитого, был поражен и раздавлен роковым совпадением и осознанием, какую совершил оплошность. Караульным оказался тот самый парень, что приходил накануне, каялся в присвоении значка Белкина и упомянул про какого-то мужика, шатающегося недалеко от места преступления. А ведь капитан запросто мог распорядиться, чтобы Звягинцева не назначали в ночной караул. Или заменить его другим бойцом перед выездом в каменоломню. Но в темноте и спешке капитан просто не заметил, кто из солдат остается в селе, а кто едет вместе с ним. Да и заметил бы – не придал большого значения. Он же не думал, что последний раз видит этого бойца живым.
Подброшенная записка с угрозами (или, все-таки, с предупреждением?), опасения лейтенанта Парфенова и его ночная засада – вчера все это казалось несерьезным, пустой тратой нервов и времени. А сегодня лежало на совести Никитина тяжким грузом. И единственная ниточка, позволяющая продолжить расследование, оказалась оборвана.
- А это… существо? – вдруг прервал рассказ командира Парфенов, - Его нашли?! Его должны были найти!
- Какое существо, Олег? – недоуменно переспросил Никитин, - О чем ты?
Лейтенант тихо застонал. Не от боли в голове, как подумал Никитин, а потому что отшибленная ударом память вдруг ожила, и вывалила на него все сохранившиеся до потери сознания воспоминания. Все виденное и пережитое, вплоть до жаркого влажного дыхания зверя на лице, и его красных глаз, словно раскаленные угли прожигающих душу насквозь.
- Тот, кто напал на караульного – я видел его так же, как сейчас вижу вас! – воскликнул Парфенов, - Трижды выстрелил в упор! Он… или оно не могло далеко уйти! Прикажите обыскать задворки, сараи и кусты поблизости от места, где нашли меня. Оно должно быть там! Неужели никто его не видел?!
Лейтенант попытался вскочить с постели, но Никитин положил руку ему на плечо и заставил снова лечь.
- Успокойся, Олег! Не кричи. Тебя сильно ударили по голове, возможно, у тебя были галлюцинации. В темноте могло померещиться все, что угодно. Мы обыскали все прилегающие дворы, когда стало понятно, что произошло нападение и убийство, но ничего подозрительного не нашли.
- Это был не человек! – настаивал Парфенов, - То есть… сперва, он был похож на человека, а потом, когда я догнал его, он… изменился! Превратился в какое-то чудовище, с клыками и красными глазами! Я видел его, стрелял в него!
- Никто в селе не видел никаких чудовищ, - твердо сказал Никитин, - И ты не видел. Тебе показалось. Да, ты в кого-то стрелял, но промахнулся или только задел его.
- Я не мог промахнуться с двух шагов! Товарищ капитан, я понимаю, как бредово звучат мои слова. Но вы должны мне поверить! Я видел это существо! Это что-то немыслимое, но…
Капитан, доведенный до крайности, не сдержался.
- Ну, все, хватит! Лейтенант Парфенов, как непосредственный командир я приказываю тебе заткнуться и прекратить нести этот бред про существо или чудовище!
Лейтенант замолк, сжавшись, словно в ожидании удара. Он выглядел таким растерянным и сбитым с толку, что Никитин даже пожалел о своей резкости. Капитан добавил, более мягко:
- Олег, ты получил травму, перенес потрясение. Тебе что-то привиделось. Но сейчас ты должен взять себя в руки, вспомнить, что ты офицер и коммунист, а не ребенок, который боится привидений.
Лейтенант чуть успокоился, кивнул, но все же стоял на своем:
- Вы можете приказать мне замолчать, товарищ капитан, и я замолчу. Но вы не можете приказать мне выкинуть из головы и забыть то, что я видел собственными глазами.
- Слушай, а не мог это быть человек, напяливший на себя маску? – попытался найти подобие компромисса Никитин, - И что-нибудь вроде звериной шкуры, а? У нас в селе так ребятня пьяных пугала.
Парфенов покачал головой.
- Я видел его очень близко, хоть и в темноте. Видел, как брызжет слюна из пасти, когда эта тварь схватила меня. Видел глаза… Это не могла быть подделка или маска, - немного подумав, Парфенов продолжил, - Теперь я считаю, что это и был настоящий убийца девушки. Раны на горле могли быть оставлены только подобными клыками. А мы, сбитые с толку тем значком, пошли по ложному следу.
- Значит, ты считаешь, Белкин невиновен? – спросил Никитин.
- Белкин! – лейтенант вскинул руку, собираясь хлопнуть себя по лбу, но вовремя остановился, - Что с Белкиным? Вы сказали, что погиб только один караульный, а про Белкина-то мы забыли! Это существо приходило за ним!
Никитин недовольно поморщился, видя, что лейтенант, с таким трудом успокоенный, снова разволновался.
- Да все нормально с твоим Белкиным, - сказал капитан, - Если бы убийца действительно хотел добраться до Белкина, то напал бы на караульного возле другого дома.
- Нет, убийца не перепутал, - тихо произнес Парфенов, - Я вечером, когда уже стемнело, велел перевести Белкина из одного дома в другой, задворками, чтобы никто не видел.
Капитан на минуту аж потерял дар речи.
- Ну ты даешь, Олег! – сказал он наконец, не зная, то ли ругать политрука за своеволие, то ли хвалить за предусмотрительность, - А я-то и запамятовал куда мы его сперва определили. Ладно, Белкина я освобожу, но не раньше, чем мы уедем из села, а то он опять во что-нибудь вляпается. А ты пока лежи, отдыхай. Про расследование и думать забудь.
- Как так?
- А так. Вечером мы уезжаем. Оставаться в селе, где скрывается хитрый убийца, что-то имеющий против нас, бессмысленно и опасно. Мы свое задание выполнили, банда недобитых немецких солдат ликвидирована, есть один пленный. Поиски же убийцы ни к чему не привели, пока на его счету была одна жертва, и ни к чему не приведут сейчас, когда убитых двое. Этим должны заниматься следователи, а не солдаты. Звягинцева придется оформить, как погибшего в бою. Так будет и нам лучше и для его родни, согласен?
- Согласен насчет формулировки, и только, - сказал Парфенов, - Мы не можем уехать, бросив все, как есть! Какая-то тварь бродит по ночам, безнаказанно убивая и местных жителей, и наших бойцов, а мы вот так просто возьмем и уедем? Это… это трусость и малодушие, товарищ капитан! Я должен осмотреть место убийства и тело Звягинцева, сравнить следы…
- Это ничего не даст! – отрезал Никитин, - Я уже осмотрел тело –укусы на горле точь-в-точь, как у той девушки. Да, убийца тот же, но мы ничего нового о нем не знаем, если не брать в расчет твои небылицы про чудовищ. У нас нет подозреваемых, мы не знаем где и кого искать. И у нас нет времени! Все, я должен идти. А ты оставайся в постели. Тем более… - Никитин кивнул за окно, где на веревке сушились штаны и гимнастерка лейтенанта, - Форма была вся в грязи и крови. Потом я пришлю кого-нибудь, помочь тебе одеться и дойти до машины.
- Не стоит, товарищ капитан, - хмуро ответил Парфенов, - Не считая шишки на затылке со мной все в порядке, я могу о себе позаботиться.
- Вот и чудненько. Тогда, я пойду проведаю настоящих раненых, - с этими словами Никитин закрыл за собой дверь.
В смежной комнате Никитин встретился взглядом с сидящим за столом старостой Меднеком. Староста обеспокоенно поцокал языком, словно Парфенов натворил что-то постыдное, о чем не принято говорить вслух. Затем, налил в стакан на два пальца самогона и пододвинул капитану. Никитин присел, но пить не стал.
- Вы не подумайте, товарищ капитан, что я подслушивал, - сказал Меднек, - Да только трудно было не услышать, уж очень у вашего помощника голос громкий…
- А, не обращайте внимания, - отмахнулся капитан, - То ли просто в темноте, то ли после удара по затылку, ему померещилось черт знает что. Какое-то чудище… Ничего, полежит, отдохнет и сам выкинет весь этот бред из головы.
Никитину показалось, что при слове «чудище» староста вздрогнул и помрачнел.
- Гм, да уж, могло и померещиться, конечно… А все ж, я вам скажу, кто-то здорово напугал этого молодого человека. Дыма без огня не бывает…
- Меня больше волнует, что кто-то убил другого молодого человека! – заявил Никитин, - Этот кто-то – человек из плоти и крови, и я не хочу больше слушать сказки про чудовищ.
- Могу вас заверить, что я ни сном ни духом... – начал было Меднек, приложив руку к груди.
- Да к вам никаких претензий. Наоборот, спасибо, что нашли, притащили домой и перевязали этого искателя приключений.
Впрочем, один вопрос к старосте у Никитина все-таки был. Покопавшись в карманах, капитан извлек уже порядком потрепанную записку с предупреждением, найденную им на столе.
- Может, узнаете почерк? Эту записку подкинули вчера, прямо сюда, на стол.
Меднек внимательно осмотрел листок бумаги и пожал плечами.
- Разве ж узнаешь такое? Как будто ребенок накарябал. И карандашом к тому же, не чернилами. Михася бы спросить, вдруг он видел, кто заходил…
Поднявшись, староста постучал ложкой по доскам невысокого потолка.
- Михась? Эй, Михась, ты дома? Спустись!
Ответа с чердака не последовало.
- Вот чертов мальчишка. Когда нужен – никогда его нет на месте, - проворчал староста.
Несмотря на то, что записку явно написал и подкинул кто-то из местных, Никитин не верил, что убийца – один из жителей села. Наиболее очевидная догадка, что Мартин Златов пытался отомстить за смерть дочери, лишь на первый взгляд выглядела логично. У безутешного отца был мотив, да и физической силой его природа не обделила. Но вот метод… Если б кузнец бросился на кого-то из бойцов средь бела дня, размахивая молотом и вопя во всю глотку, а потом еще долго, на виду у всех соседей, топтал бездыханное тело, это не удивило бы Никитина. Представить же громадного кузнеца крадущимся во тьме по задним дворам у капитана не получалось. Кроме того, после вчерашних похорон дочери Златов снова напился и, по словам жены, дрыхал всю ночь. Видя, в каком состоянии кузнец пребывал утром, Никитин сомневался, что ночью тот нашел бы нужник в собственном дворе, не говоря уж о том, чтобы этот двор покинуть на двух, а не на четырех конечностях.
Нет, нападение и убийство явно было спланировано и осуществлено на трезвую голову, в тщательно выбранное время и при удачном стечении обстоятельств. И не стал бы злоумышленник предупреждать о своих намерениях. Если бы не предусмотрительность Парфенова, то нападение прошло без сучка, без задоринки, и два трупа – Звягинцева и Белкина (а может еще и третьего караульного) нашли бы только утром. Больше походило на то, что действовал еще один недобиток, по какой-то причине отделившийся от остальной группы и потому неучтенный. Может, из разведчиков, парашютистов или просто опытный вояка. Девушку убил, ну… просто потому, что она его увидела и хотела позвать на помощь. А солдата… допустим, из ненависти, как врага. В придачу, решил выставить это убийство делом рук местных жителей. Вот и записка в эту версию укладывается. Складно получается: сперва убийца спровоцировал недовольство местных, направленное на солдат, затем, наоборот, перевел стрелки на поселян, мол, кто-то из них задумал и почти осуществил самосуд, да только убил не того. Не будь провокация настолько топорной и прямолинейной, жертв могло быть гораздо больше.
Капитан представил, как поступили бы в такой ситуации немцы, будь Молдавия все еще оккупирована их войсками. Хоть немцы далеко не дураки, во всяком случае офицеры, но в ответ на провокации и убийства своих солдат они, как правило, занимались не расследованиями, а массовыми казнями. По принципу: «за каждого убитого солдата – десяток мирных жителей». Память услужливо подсказала Никитину и виселицы, на которых раскачивались «пособники партизан», включая женщин и подростков, вся вина которых состояла в том, что партизаны в окрестностях и правда давали о себе знать. И глубокие ямы, доверху заполненные телами тех, кому просто не повезло попасть в пресловутый десяток, уравновешивающий в представлении оккупационных властей жизнь одного немецкого солдата.
- Благодарю вас за гостеприимство, - сказал капитан, - но мы вечером уезжаем.
- Уезжаете? – удивился староста, - А разве вы не…? Я хочу сказать, ведь был убит ваш солдат. Надо с этим что-то делать…
У Никитина не было никакого желания повторять те же доводы, что он уже озвучил в разговоре с лейтенантом, поэтому он ограничился циничной, но правдивой фразой:
- На войне каждый день гибнут тысячи солдат.
- Так-то оно так, конечно… - пробормотал Меднек, - Да вот только…
- Ну что вы мямлите? – раздраженно спросил Никитин, - Если есть что сказать – говорите. Вы что-то знаете об этих убийствах такое, чего не знаю я?
- Про эти убийства ничего я не знаю, - помотал головой староста, - А вообще… До того, как снова начались убийства, не было повода об этом говорить. А сейчас думаю – зря не сказал.
- Что значит «снова начались»? – переспросил Никитин, - Разве были похожие случаи раньше?
- Всякое бывало, - неопределенно ответил Меднек, - Но давно, когда каменоломня еще работала. Потом вроде как затихло…
- Каменоломня-то тут при чем?
- Оттуда зло шло, из каменоломни. Нехорошее место, проклятое.
- Ну, начинается, - вздохнул Никитин, - Опять какие-то сказки. То чудовища, то проклятое место…
Но тут ему вспомнилась замурованная пещера с отвратительными изваяниями, и то странное состояние, в которое он впал, приблизившись к каменной стене. Как ни старался Никитин убедить себя, что его рассудок помутился из-за миазмов разлагающегося трупа, темноты и нервного напряжения, он не мог избавиться от ощущения, что произошедшее с ним в штольне имеет некую мистическую, непознаваемую природу.
- А вы послушайте сперва, товарищ капитан. Если кого из начальства в Унгене спросите – скажут, закрылась, мол, каменоломня, потому что неподалеку кирпичный завод поставили, спрос на камень упал. А я вам скажу по-другому, и все местные подтвердят. Нечисто там было что-то. Люди болели и умирали, а некоторые сходили с ума. И началось это не сразу, конечно. А когда шахту рыть стали, искали уголь или медь, бог их знает. Это давно, еще перед прошлой войной было. У меня отец там работал, в забое-то…
- И что? – спросил Никитин.
- И умер – вот что. Перед смертью в горячке метался и бормотал: «Не спущусь больше в забой этот, хоть убейте, не пойду!» И он такой не один был, человек десять эта шахта загубила, не меньше. А в соседнем селе работяга вернулся из каменоломни-то, да всю семью топором порешил, жену и двух дочурок малых, а после на себя руки наложил. Говорили, вселился в него бес из-под земли… Шахту забросили, потому как никто не хотел туда идти, даже за большие деньги. Слухи расплодились, сплетни всякие… А вскоре и вся каменоломня перестала работать. Проклятое место, говорю вам. Даже мальчишки наши там не лазают, боятся. И взрослый лишний раз в ту сторону и не пойдет и не посмотрит…
Никитин задумался, не зная, как реагировать на столь чудной, но, судя по всему, искренний рассказ старосты. Затем, не осознавая, что почти повторяет слова отца Григора, произнес:
- Что бы ни происходило вокруг этой каменоломни раньше, вряд ли это имеет отношение к убийствам, случившимся сейчас. В сказки о проклятом месте и подземных бесах я не могу поверить, уж извините. Убийства вашей девушки, нашего бойца, нападение на лейтенанта – вероятно, все это звенья одной цепи, но уж никак не отголоски событий тридцатилетней давности.
Капитан поднялся и направился к двери.
- Дело ваше, - отозвался Меднек, - А скажите… вы заметили седые волосы у лейтенанта на висках? Еще вчера их не было, да и молод он еще…
Сердито отмахнувшись, Никитин вышел во двор.
Дождавшись ухода командира, Парфенов осторожно поднялся с постели, в любую секунду ожидая приступа головокружения или острой боли. К счастью, последствия удара затылком об стену уже начали ослабевать, хотя выпирающая под бинтами шишка не сойдет еще долго.
Первым делом, лейтенант подобрал лежащие на тумбочке пистолет в кобуре и портупею, хотел было по привычке перепоясаться, но с досадой осознал, что из одежды на нем лишь подштанники, а портупея предполагает наличие хотя бы штанов. Сапоги капитан тоже куда-то спрятал. Парфенов покраснел от стыда и раздражения. Мало того, что капитан не поверил ему, политруку отряда, так еще пытается удержать в постели, словно больного ребенка, лишив одежды и обуви. Что ж, придется импровизировать. Парфенов сдернул с постели простыню и закутался в нее, как в римскую тогу. В таком виде, шлепая босыми ногами и держа портупею с кобурой в руках, он вышел в горницу.
Староста не выказал удивления, и молча подвинул по столу стакан с самогоном, от которого отказался капитан Никитин. Парфенов осушил стакан одним глотком, после чего вытаращил глаза и надрывно раскашлялся. Он лихорадочно обшарил взглядом кухонный стол и схватил соленый огурец из миски.
- Черт! - прохрипел лейтенант, когда огонь в горле немного угас, - Я думал это вода!
- Виноват, - сказал Меднек, - А я думал, вам не повредит глотнуть чего покрепче, чтобы восстановить силы. Воды-то напиться завсегда успеете.
- Гражданин Меднек, - серьезным тоном обратился Парфенов к старосте, - У вас не найдется какой-нибудь запасной одежды? Штаны, куртка… И обувь. Я все верну, обещаю.
- Найдется, отчего ж не найтись, - добродушно ответил староста, - Только вы, товарищ лейтенант, час назад лежали вроде мертвого, я уж боялся – не очнетесь вовсе. А тут вдруг куда-то идти надумали?
- Я должен найти убийцу, - сказал Парфенов, - Еще не знаю с чего начать, но я должен хоть что-то сделать. Не могу просто лежать в постели, зная, что эта тварь бродит поблизости.
- Похвальное рвение, товарищ лейтенант - заметил староста, - Но как насчет того, чтобы сперва все обмозговать? Как говорится: ум хорошо, а два – лучше.
- Согласен, - кивнул Парфенов, - И давайте что ли на «ты» и без лишних церемоний. С этими «товарищами лейтенантами» мы до вечера не управимся.
- Хорошо, - ответил Меднек, - Не скажу, что я полностью и до конца поверил в то, что ты рассказывал, но в одном ты прав - нужно что-то предпринять. Если вы уедете, это не решит проблему. Убийства не прекратятся. Зло уже разбужено. То ли виной тому немцы, проникшие в заброшенную шахту, то ли это произошло еще до вашего появления… Как мы будем жить, зная, что любой ночью кто-то может погибнуть? Зная, что жертвой может стать кто-то из близких? Уже несколько семей покинули свои дома, уехали в другие поселения. Но все уехать не могут. Сейчас, пока ты здесь, у нас есть шанс покончить с этой бедой… Ты единственный из военных, кто видел воплощение зла, и ты веришь, что это не выдумка. И… ты не боишься его.
- Не боюсь! - воскликнул Парфенов, - Я правда хочу помочь и готов еще раз рискнуть жизнью. Но что мне делать? Как мне выследить и найти это… существо? Как мне убить его, если обычное оружие оказалось бесполезным? Как защитить жителей села? Слишком много вопросов без ответов. Хотя я столкнулся с той тварью прямо-таки нос к носу, я до сих пор не понимаю: кто или что это было?
- Может, на этот вопрос я помогу вам найти ответ, - приглушенно послышалось с чердака, - Сейчас, погодите!
Парфенов вздрогнул и чуть не схватился за пистолет, но узнав голос, успокоился. Заскрипели ступени приставной лестницы. Михась, внук старосты, знакомый нам по первым страницам этой повести, спустился с чердака, держа подмышкой какую-то толстую книгу. Глаза у парня горели так, словно он только что заглянул в окно женской бани.
- И давно ты там? – напустился на него Меднек, - Почему не отозвался, когда я звал?
- Давно, давно, - ответил Михась, - И этот разговор ваш слышал, и прошлый, с капитаном. А не отозвался… ну уж прости, деда, занят был. Много думал, книжку вот читал…
- Темнишь ты что-то, Михась, - сказал Парфенов, - Давай, выкладывай, с чем пришел?
Михась положил книгу на стол и раскрыл на заранее заложенном бумажкой месте. Парфенов взглянул на большую цветную иллюстрацию и снова вздрогнул.
- Что за чертовщина… - пробормотал лейтенант.
- С таким чудищем вы столкнулись этой ночью? – спросил Михась.
Парфенов внимательно вгляделся в рисунок. Выполненный с душой и старанием, стилизованный под иллюстрации в средневековых рукописных книгах, он изображал огромного зверя, стискивающего когтистыми лапами хрупкую, лишившуюся чувств девицу, и отважного воина в доспехах, бросающегося с занесенным мечом на выручку. Поросшее густой жесткой шерстью туловище чудовища венчала волчья голова с красными, будто горящими, глазами. Клыкастая пасть была широко раскрыта, извергая не то клубы пара, не то зловонное дыхание, по рисунку трудно понять. Существо стояло на задних лапах, сгорбившись, но даже так было выше рыцаря на голову. Казалось, оно так увлечено созерцанием жертвы в своих передних конечностях, что даже не замечает угрозы.
- Знаешь… есть, конечно, что-то общее, - проговорил, наконец, Парфенов, и постучал по раскрытой книге пальцем, - Только этого, сразу видно, художник рисовал не с натуры и не по памяти, а так, выдумал из головы. Что-то от волка, что-то от человека. А тот… тот не выглядел, ни как волк, ни как человек с волчьей башкой, и он был страшней. Но вообще, похоже!
- Это что за книга? – обеспокоенно спросил Меднек, - Откуда она у тебя, Михась?
- В прошлом году в городе на ножик выменял, - гордо сообщил Михась.
Парфенов поднял и перевернул книгу обложкой вверх. Заглавие, как и весь текст в книге, было на румынском. Лейтенант вопросительно взглянул на старосту.
- «Западнославянские сказки и предания», - прочитал Меднек, - Ты что это – шутить тут с нами вздумал? Вот я тебе уши-то оборву, паршивец! Мы тут о серьезных делах говорим! Сказки…
Михась отскочил от стола и в притворном испуге прикрыл ладонями уши.
- Напрасно вы так, дедушка Петр! Вы когда капитану про каменоломню рассказывали – он тоже сказал «сказки»… И то сказки, и это сказки, да только корни-то у сказок из одного прошлого растут.
- Гм, а ведь, наверное, занятное чтиво, - произнес лейтенант, листая книгу в поисках картинок, - Жаль, не понимаю ни слова. Михась, так что там говорится насчет этих чудовищ с головой волка?
- На западе их называли вервольфами, - изрек Михась с видом знатока, - У нас кличут волколаками. У вас – оборотнями, потому что они оборачиваются; днем – как обычный человек, а ночью или в полнолуние превращается в волка или в чудище с волчьей головой, как на картинке.
- Вчера ночью была полная луна, - вспомнил Парфенов.
Староста хотел было что-то возразить, но промолчал, лишь качая головой. И правда, что тут возразишь, когда совсем недавно он рассказывал капитану Никитину про проклятую каменоломню? В проклятие-то Меднек верил, в ведьм и колдунов – тоже. А раз так – чего ж не поверить в волколаков?
- Но ведь эти легенды про людей, что оборачиваются зверями, наверное, зародились в незапамятные времена, - все-таки вставил староста, - Если и существовали когда-то волколаки, они не могли бы дожить до наших дней. Их бы просто перебили.
- Всегда остаются недобитки, - твердо сказал Парфенов, - Или, возможно, до сих пор существует нечто, способное превратить обычного человека в чудовище. Так ты говоришь, Михась, большую часть времени оборотень выглядит как человек? То есть, он и живет среди людей?
Михась с готовностью кивнул.
- Да, во многих этих историях волколак живет в селе или городе, до поры до времени не навлекая на себя подозрений. В одной легенде дровосек отправился в лес и столкнулся там с волком. Обороняясь, он отсек волку лапу топором. Волк убежал, а на следующий день дровосек увидел своего соседа с перевязанным обрубком руки – так и понял, что это волколак.
- Значит, и то чудовище может оказаться кем-то из жителей вашего села?
- Выходит так, - согласился староста.
- А ведь я так и подумал, когда гнался за ним, и он все еще был в человечьем облике, - сказал Парфенов, - Я не видел лица, но фигура, движения мне показались знакомыми. Сдается мне, я видел этого человека раньше. Может, в то утро, когда после убийства девушки собралась толпа, может, позже, в другой день… Эх, не вспомню теперь, народу там было много… И ведь капитан говорил мне о каком-то человеке, которого Звягинцев видел недалеко от места убийства; они хотели сегодня его искать! Может, это тот самый!
Лейтенант замолчал, пытаясь привести в порядок мысли, спутанные, словно клубок ниток. То, что в первый день представлялось страшным, мерзким, но все же понятным преступлением, с ясным мотивом и определенным кругом подозреваемых, теперь превратилось в мешанину из событий, между которыми, по идее, должна быть связь, но ухватить ее не получалось. Мотивы убийцы непонятны, приметы неизвестны. В подозреваемые можно записывать хоть всех жителей села мужского пола, высокого роста и крепкого телосложения. Хотя таких и немного, но десяток-другой точно наберется. И никаких улик, одни догадки, предположения, и… курам на смех – книжка со сказками в качестве справочного пособия!
- Должна же быть хоть какая-то зацепка, - на грани отчаяния проговорил Парфенов, - Что-то, указывающее на этого оборотня… Может, странности в поведении, или просто странные события в селе… Он же, получается, и до нашего приезда здесь жил. И никто ничего не замечал?
Староста пожал плечами.
- Про каменоломню я уже рассказал. А больше и в голову ничего не приходит.
- Деда, а про собак скажи, - напомнил Михась.
- А что с собаками? – заинтересовался Парфенов.
- Да что там говорить? Собачий мор у нас тут приключился, - сказал Меднек, - Года полтора или около того назад. Часть собак подохли, непонятно от чего. Часть… просто пропали. Сбежали, наверное. Но я не понимаю, какое это может иметь отношение…
- В этом есть смысл! – прервал его Парфенов, - Собаки, возможно, чуяли оборотня, даже если он выглядел, как человек. Естественно, он постарался избавиться от собак. А не помните еще каких-то странных происшествий примерно в то же время? Может, люди пропадали?
- Война же шла, - сказал Меднек. Разве уследишь за всеми? Кто от немцев бежал, кто в армии, кто в партизаны подался, кто еще чего… Многие пропадали. А вот так, чтобы по-странному исчезали – не вспоминается.
- Эх, и тут тупик, - вздохнул лейтенант.
- Ты вот что, командир, попробуй-ка вернуться к началу, - посоветовал Меднек, - Да поразмысли над гибелью Марицы и вашего солдата. Почему они были убиты именно так, а не иначе?
- То есть? – не понял Парфенов.
- Мы считаем, что оборотень среди нас не меньше чем несколько лет, так? И все это время он избегал подозрений. Если он и нападал на людей, то это происходило где-нибудь в лесу; тела не находили, или находили уже объеденными волками. Так что же заставило его пойти на риск разоблачения – убить прямо там, где он живет?
- Девушку он мог убить просто в припадке ярости, - предположил Парфенов, - То убийство как раз похоже на совершенное впопыхах, без плана и подготовки. А вот со вторым убийством действительно загвоздка, ничего непонятно. Зачем ему вообще было убивать Белкина, которого мы подозревали в убийстве? Не проще ему было затаиться, дождаться, пока мы уедем? Никто бы на него и не подумал.
- Постой-ка, - сказал Меднек, - Белкин – это тот, кого после допроса в подпол посадили? Но убили-то совсем другого солдата.
- Да, но убийца пытался добраться до Белкина… то есть, мы так считали. Он убил караульного, потому что иначе не мог проникнуть дом… Но… зачем ему вообще убивать Белкина? - повторил Парфенов, и понял, что окончательно запутался.
- Вот именно! – подчеркнул староста, - Так может, убили-то как раз того, кого хотели убить?
Парфенов ошарашенно посмотрел на Меднека так, словно тот заговорил на китайском. Мысль о том, что целью убийцы мог быть Звягинцев, а не Белкин, до этого момента даже не приходила ему в голову. На первый взгляд – бессмыслица какая-то, при чем тут Звягинцев? Но и смерть Белкина настоящему убийце вроде как не нужна, и даже опасна. Тем не менее, один боец жив, а другой мертв – и следует рассмотреть возможность, что именно таков был план убийцы.
- Все это время я исходил из того, что целью покушения был Белкин, а Звягинцев просто подвернулся под руку, потому что стоял той ночью в карауле, - сказал Парфенов, - Мы-то с капитаном сперва считали, что это местные самосуд задумали. Но это имело смысл только до того момента, как я столкнулся с настоящим убийцей. А после – все рассыпается… Эх, знать бы все-таки, кто ту записку написал да подбросил – может, эта ниточка куда-то приведет?
Михась вновь опустил глаза, и это не укрылось от внимания лейтенанта.
- Михась, а ну выкладывай все без утайки!
- Да я, я ее написал, - признался парень, - Нарочно так накарябал, как курица лапой, чтоб не узнали подчерк.
- Так что ж ты раньше молчал?! – гневно рявкнул дед Михася, - Мы тут головы ломаем, а он…! Тебе башку оторвать мало!
Парфенов же, напротив, почувствовал облегчение. Хоть одна из загадочных слагаемых головоломки прояснилась. Это внушало надежду, что и остальной клубок удастся распутать. Ругать парня лейтенант не собирался, ведь именно благодаря записке Парфенов остался ночью в засаде и стал свидетелем второго убийства, но оставались кое-какие вопросы.
- Ты хоть понимаешь, как подставился с этой запиской? – спросил Парфенов, - Ты ведь мог оказаться причастным к нападению и убийству. Кто тебя только надоумил? Ты же не мог сам до такого думаться, признавайся?
Михась, принадлежащий к той породе людей, которые не то что убедительно соврать, но даже просто умолчать правду не могут, неохотно кивнул.
- Да, был один человек…
- Кто?! – в один голос воскликнули Парфенов и Меднек.
- Только пообещайте, что ничего плохого ему не будет, - выставил условие Михась, - Он ни в чем не виноват, просто предупредить вас хотел. И он очень просил, чтобы я ничего о нем вам не говорил. Обещаете?
Староста закатил глаза. Парфенов же оживился, словно ищейка, напавшая на след.
- Михась, ты вроде неглупый парень, - ласково сказал он, и Меднек сразу вспомнил допрос Белкина, когда после таких же ласковых слов последовал яростный взрыв, - Но ты, видимо, не до конца понимаешь, что происходит. Погибли два человека, причем от рук какого-то сверхъестественного существа. И еще неизвестно кто погибнет, если мы не найдем и не покончим с этим чудовищем, как можно скорее…
- Просто скажи ему имя, - вставил Меднек.
- Э-эх, - вздохнул парень, - Пастор это был. Отец Григор.
Хотя Парфенов меньше всего ожидал услышать имя священника, у него уже начала иссякать способность удивляться.
- И что же он тебе сказал?
- Попросил предупредить, чтобы ночью вы были начеку. Посоветовал написать записку. И велел никому не рассказывать о разговоре с ним.
- И все? Он не объяснил, почему и о чем предупреждает?
- Не-а. Но он так убедительно говорил… Я уверен, он не желал вам зла. И он же священник, как я мог ему не поверить?
- А о том, откуда ему было известно о готовящемся нападении, ты не подумал?! О нападении оборотня, чтоб его!
- На роль волколака отец Григор точно не подходит, - вступился за священника Меднек, - Нечисть и нежить, хоть в человеческом обличье, хоть в каком, не может ступить на освященную землю и войти в церковь.
- Пусть так, но он может что-то знать, - сказал Парфенов, - Я поговорю с ним позже. А сейчас остался еще один важный вопрос. Михась, в этой твоей книжке говорится, чего боятся твари, вроде оборотней? Или как их убивали?
Михась поспешно перелистнул несколько страниц.
- Так… сейчас. Ага, вот! Тут разное упоминается. Иногда, холодное железо. Порой чеснок… а, нет, это про вампиров. Вот, нашел – серебро! Серебряные пули. Ими можно убить оборотня.
- Серебряные пули… - повторил Парфенов, - Пистолет у меня есть, патроны тоже… Но из чего сделать пули?
- Ну, серебро достать можно даже в нашем захолустье, - сказал Михась, - Правда, деда? У тебя ведь есть что-нибудь серебряное, и ты можешь попросить у соседей? Крестики, монеты, какие-нибудь украшения. Все это можно переплавить.
- Хорошо, я дам немного серебра и, возможно, соберу что-нибудь по соседним домам. Мне могут дать, если только я не стану упоминать про оборотня и серебряные пули.
- А расплавить серебро и отлить пули может кузнец, - добавил Михась, - Только бы он не отказал… Еще подумает, что мы смеемся над его горем.
- Он не откажет, если я попрошу, - сказал староста.
Парфенов взглянул на часы и с неудовольствием отметил, что разговор занял слишком много времени; было уже почти три часа дня. К тому же, погода портилась. Ясное солнце, светившее последние дни, заволокло тучами, намечался дождь.
По понятным причинам, лейтенант хотел покончить с поисками оборотня до наступления темноты. Неизвестно, способен ли убийца перекидываться при свете дня и обладает ли он, будучи человеком, той же силой и ловкостью, что в обличье зверя, но проверять это на практике у Парфенова не было ни малейшего желания. Независимо от того, будет у него в руках пистолет с серебряными пулями или с обычными.
- Хорошо, - сказал Парфенов старосте, - Давайте встретимся у кузницы, сразу, как только вы раздобудете серебро. Михась, ты будешь за связного – не пропадай из виду. А мне сейчас нужно кое-что сделать… - лейтенант, напрочь забыв о своем древнеримском одеянии, встал и направился к выходу, но перехватил насмешливый взгляд Михася, - Что?
- Может, сперва переоденешься? – напомнил Меднек, - Сейчас я дам что-нибудь из своего. Правда, великовато будет.
- Това-а-арищ капитан, а това-а-арищ капитан?
- Что тебе, Белкин?
- Распорядитесь, чтоб мне оружие вернули. Что я за солдат такой – без оружия? Даже у кашеваров винтовки есть.
- Подождешь до отъезда.
- Това-а-арищ капитан…
- Ну что тебе, Белкин?
- Вы меня из-под ареста освободили?
- Освободил.
- Значит, вины на мне никакой нет?
- Вроде как нет.
- Тогда распорядитесь, чтобы оружие вернули.
- Да зачем оно тебе, Белкин? В кого стрелять собрался?
- Ни в кого. А только товарищи смеяться будут.
- Не говори ерунды, никто смеяться не будет.
- Ну това-а-арищ капитан!
- Так, Белкин, ты ведь не отстанешь?
- Не отстану. Хочу служить, как и раньше. Даже лучше. Чтоб никаких больше на меня нареканий не было. Хотите, так на самые опасные задания меня посылайте, хоть к черту в пекло. Только какой от меня толк без оружия?
- Ладно. Сержант Краско, поди сюда! Сержант, вот рядовой Белкин жалуется, что ему оружие не доверяют.
- Так вы ж сами велели, товарищ капитан…
- Сперва велел, теперь отвелел… Ты вот что, сержант… В каменоломне, небось, весь магазин расстрелял?
- А то ж. Пулемет – он стрельбу любит.
- Вот и выдай рядовому Белкину сей пулемет. Пусть таскает, он парень здоровый. А патроны ему ни к чему, он стрелять ни в кого не собирается. Верно, Белкин?
- Ну това-а-арищ капитан!
- Отставить нытье. Выбирай – либо пулемет, либо ничего. Про то, что патронов нет, будем знать только мы с сержантом. Берешь?
- Эх, ну давайте.
Тут Белкин стрельнул глазами куда-то за спину капитана, и на его лице появилось затравленное выражение. Никитин, еще не оборачиваясь, безошибочно предсказал приближение человека, не так давно угрожавшего рядовому трибуналом и засадившего на три дня в сырой подпол. Капитан обернулся и едва удержался от улыбки. В широченных штанах с подвернутыми штанинами, старомодном пиджаке с прорехами подмышками и с забинтованной головой лейтенант Парфенов выглядел на редкость жалко и комично, не помогала даже кобура с пистолетом. Хуже всего, что он сам это осознавал, но поделать ничего не мог.
Капитан поскорее отпустил Белкина с сержантом, а сам двинулся навстречу политруку.
- Ты чего поднялся, Олег?
Парфенов недовольно поморщился.
- Бока уже отлежал, товарищ капитан, - ответил он, - У меня к вам просьба…
- Только не говори, что собираешься осматривать место преступления и искать улики!
- Нет, - ответил Парфенов, - Вернее, не совсем. Вы были правы – обычные методы расследования тут не дадут результатов. Но у меня появились кое-какие мысли… Думаю, я близок к разгадке. Прошу вас, товарищ капитан, отдать приказ солдатам перекрыть выезды и выходы из села. Никто не должен покидать его.
Никитин обомлел. Он-то надеялся, что Парфенов отдохнет и уймется, а получилось наоборот. Что ж это у людей за жажда деятельности такая? Сперва взялся убийцу девушки искать – ну, это было в порядке вещей. Затем, та ночная засада – уж после этого-то пора сообразить, что поиск приключений на свою задницу ничем хорошим обычно не кончается! Это капитан еще про выходку Парфенова в каменоломне ничего не знал.
- Ты соображаешь, что говоришь? – напустился Никитин на политрука, - У нас и так отношения с местным населением испортились, чуть до бунта не дошло. Люди уж из села разбегаются. А ты хочешь оцепление выставить? На каком основании? Кого ты пытаешься таким образом поймать? Того, кто убил Звягинцева и напал на тебя, давно уж след простыл!
- Нет, товарищ капитан, - спокойно и уверенно возразил Парфенов, - Я думаю, убийца все еще здесь, в Берештах.
- С чего ты это взял?
- Про то, что я остался жив, лишь потерял сознание, из жителей села знают всего несколько человек. Нападавший может считать, что убил меня. Других свидетелей ночного убийства нет, никаких улик и следов, никаких подозреваемых… Так с какой стати ему убегать?
Никитин вынужден был признать, что рассуждения лейтенанта звучат логично. Но только при условии, что убийца – местный.
- Ну, допустим, - согласился капитан, - А с какой стати ему убегать сейчас, даже если он узнает, что ты жив?
- Он может опасаться, что я видел его лицо и смогу опознать, - ответил Парфенов.
- Постой-ка, «он может опасаться» или ты действительно видел его лицо? – уточнил Никитин.
Парфенов промолчал. Но в его блестящих глазах Никитин увидел такую фанатичную уверенность и стремление во что бы то ни стало довести дело до конца, что решил в последний раз пойти на уступку. В конце концов, через несколько часов они покинут село, так пусть лейтенант проведет это время с пользой, вместо того, чтобы валяться в постели. Вдруг, чем черт не шутит, он и правда вычислит убийцу.
- Ну, вот что, Олег, - сказал Никитин, - Сделаем так: пикеты на въезде в село я выставлю, но чисто для вида. Препятствовать выходу из села они, конечно, не станут – это лишнее. Пусть просто стоят и делают вид, будто кого-то высматривают. Если твои предположения касательно образа мыслей преступника верны, то это должно сработать.
Парфенов неохотно согласился. Впрочем, он и сам не верил, что от пикетов будет другой толк. И, жалея и без того измотанные нервы командира, не стал упоминать, что тот убийца, то чудовище, с которым они имеют дело, скорее постарается довершить начатое и прикончить единственного свидетеля, чем станет убегать.
- И имей в виду, - строго сказал Никитин, - Бойцы будут находиться на постах только до наступления темноты. Хватит с нас одного убитого. Если до вечера ты не найдешь убийцу – оставаться в селе еще на одну ночь мы не станем. Да, и еще… Будь осторожен, Олег.
Впервые за последние четыре дня из кузницы доносилось звяканье металла, над трубой, ведущей от горна, поднимался дымок. То ли по настоянию жены и друзей, то ли вняв собственному голосу разума, Мартин Златов все-таки решил бороться с запоем самым действенным способом – принялся за работу. С отрешенным видом он постукивал молотом по железке неопределенной форме, придерживая ее щипцами на наковальне. Чем этой железке суждено было стать, ведал пока лишь сам кузнец.
К кузнице подошел Петр Меднек, остановился неподалеку, молча наблюдая за работой кузнеца. Через плечо у старосты висела старая обшарпанная двустволка, карманы куртки оттопыривали патроны.
- Никак на охоту собрался? – заметил кузнец, прервав работу и сунув заготовку в раскаленные угли горна.
- Вроде того, - уклончиво ответил Меднек, - Ты-то как, Мартин? Как жена?
- Я-то ничего, а Софья, кажись, ума решилась. По ночам стонет, орет, все Маришку зовет. То ей мерещится, что дочка по хате ходит, то в кухне посудой гремит…
- Ну вы это… держитесь, - сказал староста, - Многие в войну родных потеряли, но жизнь-то продолжается.
- Да держимся, куда деваться? - хмуро ответил Златов, - Вот, поработать малость решил, а то с тоски да с безделья на стенку уже полез.
- Это хорошо, это правильно, - пробормотал Меднек, кивая головой, - А мы-то к тебе как раз насчет работы. Так, небольшая помощь нужна, уж ты не откажи.
- Кто это «мы»? – спросил кузнец и, перехватив взгляд старосты, оглянулся, уставившись на приближающегося Парфенова. Глаза кузнеца сузились, под кожей заиграли желваки, - А этому что здесь надо? Ишь, вырядился, как чучело.
Если Парфенов и расслышал эту обидную реплику кузнеца, то не подал вида. Пригнувшись, чтобы не задеть головой низкую притолоку, он вошел в темную кузницу, освещаемую лишь светом углей в очаге. Немного постоял, пока глаза привыкали к полумраку, затем откашлялся и произнес:
- Товарищ Златов, поверьте, я глубоко и искренне сожалею о том, что случилось с вашей дочерью, и сочувствую вам. Но была убита не только она, но и один из наших солдат. И это может стать только началом…
Кузнец раздраженно поморщился, вороша железкой угли.
- Какое мне дело до ваших солдат? Если б можно было отдать все ваши жизни за то, чтобы вернуть Марицу – я сделал бы это не задумываясь!
- Мартин! – громким шепотом встрял в разговор Меднек, - Я все понимаю, но ты думай, что говоришь.
- Эти убийства – дело рук одного… существа, - игнорируя реплику кузнеца, уверенным и спокойным тоном продолжил Парфенов, - Этой ночью я видел его так же близко и отчетливо, как сейчас вижу вас – и это был не человек. И не зверь. Вы можете верить мне или не верить, но нам нужна ваша помощь. Не лично мне, всем. С этой тварью нужно покончить, иначе она покончит с кем-то еще. Все жители села в опасности.
Кузнец налитыми кровью глазами уставился на Парфенова, как будто тот объявил, что они с кузнецом – родные братья, разлученные в детстве. На хмуром, перепачканном сажей лице сменяли друг друга то гнев, то удивление, то сомнение. Казалось, Златов вот-вот набросится на незваного гостя с руганью, а может и с чем потяжелее в руках. Но когда кузнец вглядывался в глаза офицера, пытаясь распознать во взгляде издевку и фальшь, он видел лишь твердую решимость, и веру в те слова, что произносили губы.
- Ты ведь сейчас о волколаке говоришь, да? – не столько слова кузнеца, сколько тон, которым он их произнес, заставили вздрогнуть и Меднека и Парфенова.
- Знаю, это звучит невероятно, но… - начал было Парфенов, но кузнец перебил его.
- В нашем селе ты можешь по пальцам пересчитать людей, что всерьез отнесутся к россказням о волколаках и оборотнях. Но я из их числа. Меня не придется убеждать в существовании этих тварей.
- Вы тоже видели его?! – воскликнул Парфенов, - Этой ночью?
- Нет, не этой ночью, - покачал головой Златов, - Но много лет назад, когда я был подростком, волколак забрал мою младшую сестру, Дорину. Мы играли в лесу, собирали ягоды, увлеклись и не заметили, что солнце зашло и наступили сумерки. А ведь родители часто поучали говорили нам, как и сейчас мы учим свои детей – не ходить в лес после наступления темноты. Я всего на минуту потерял сестру из виду в овраге, в густых зарослях ежевики. И вдруг услышал, как она закричала. Это был ужасный вопль, как кричат от ужаса и боли. Я бросился на помощь прямо через колючие кусты, но пока продрался… было уже поздно. Я увидел нечто вроде огромного зверя, сплошь покрытого темной шерстью. Он стоял на задних лапах, а в передних сжимал окровавленное тело моей сестры. Я обомлел от страха, не мог сдвинуться с места, а чудовище со своей добычей быстро скрылось в лесу... Но если б я оказался смелее и кинулся бы на него – наверное, разделил бы участь сестры…
- Почему ты никогда не рассказывал об этом, Мартин? – встревоженно спросил Меднек, - Я первый раз слышу о том, что случилось с твоей сестрой.
- А кто бы мне поверил? Я ж в тот день, как домой прибежал, пытался рассказать обо всем родителям, но даже они не поверили. Решили, что я тронулся рассудком. А позже, сами убеждали меня, что Доринку растерзали волки. Мол, это так потрясло меня, что я вообразил невесть что. Но волки не могли бы утащить жертву далеко, а тело сестры так и не нашли. Лишь кровь на земле, и странные следы, вроде как волчьи… но не волчьи. Большие и вытянутые, как ступня у человека.
- Господи… Я вот что думаю: ведь таких историй, в которые никто бы не поверил, может быть не одна и не две, - вздохнул Меднек, - Кто знает, сколько людей в округе погибли или пропали так же, как сестра Мартина. И даже если кто-то был тому свидетелем… Люди просто не хотят верить в то, чего не понимают, в то, что они веками считали сказками. Неверие защищает нечисть надежнее, чем густой лес.
- Но… не может же такого быть, что оборотень обитал в селе или рядом с ним с тех самых пор? – в недоумении проговорил Парфенов, - Сколько лет прошло? Около тридцати?
- Видать, то был другой, - ответил Меднек, - Я твоему командиру рассказывал про каменоломню. Как раз лет тридцать назад и поползло оттуда… Потом, вроде как, затишье наступило. А сейчас, значиться, снова.
- Угу, про каменоломню Петр верно говорит, - кивнул кузнец, - Нечистое место, и плохое было время, пока она работала. Так вы думаете – она всему причиной? И волколаки оттуда же?
- Мы не знаем, - ответил Парфенов, - Мы вообще мало знаем о том, что происходит. Но, думаю, та часть, что касается оборотня и убийств, случившихся в селе в последние дни – поддается разгадке и решению. Я собираюсь покончить с тем оборотнем, что убил вашу дочь и нашего бойца. А потом… потом можно будет разобраться и с этой вашей каменоломней.
- Ты знаешь – кто он или где его искать? – спросил Мартин Златов.
Парфенов покачал головой.
- Пока нет, но у меня есть кое-какие догадки. Считаю, что оборотень – один из местных жителей, и искать его следует здесь, в селе, - лейтенант взглянул на небо, которое уже начало темнеть, затем на часы, - Раз вы верите мне, а я верю вам – не стоит терять драгоценное время на разговоры.
- Тогда найди того, кто убил мою девочку! – глухо проронил кузнец, - А когда найдешь – убей! И пусть эта тварь знает, что это расплата за все.
- Я сделаю все, что в моих силах, - ответил Парфенов, - Но мне понадобится и ваша помощь.
Лейтенант взял протянутый старостой небольшой мешочек, вытряхнул из него на ладонь несколько простеньких серебряных украшений, нательный крестик, старинную монету.
- Вы сможете переплавить это серебро и изготовить пули? Они нужны мне сегодня, чем раньше – тем лучше.
- Конечно, это будет нетрудно, если есть образец, - согласился Златов, - Сделаю прямо сейчас, при тебе. Считаешь, серебро – лучшее средство?
Парфенов не стал уточнять, что это единственное имеющееся в его арсенале средство. Он вынул магазин из пистолета, извлек три блестящих латунью патрона и вместе с серебром ссыпал в мозолистую ладонь кузнеца. Тот разложил патроны в рядок на верстаке, а серебро поместил в небольшой, похожий на глиняную кружку, тигель. После чего, вновь протянул лейтенанту раскрытую ладонь. Парфенов не сразу понял, чего хочет кузнец.
- Ты, это… извини, если что, - пробормотал Златов, - Поначалу я ваших винил, да и вообще…
Вместо ответа, Парфенов стиснул шершавую ладонь кузнеца в крепком рукопожатии.
