СТРАНИЦЫ: 1 2 3 4 5
Алексей Гришин
НЕДОБИТКИ
Повесть не является военно-исторической и не претендует на достоверность в военно-исторических деталях. События вымышлены. Совпадения фамилий и названий с реальными – случайны.
День первый
Высокие густые ели, сплошной стеной тянущиеся вдоль дороги, до боли в сердце напоминали капитану Никитину родные места. Казалось, дорога сделает очередной поворот, и впереди замаячит сибирское село, покинутое Никитиным четыре года назад, перед самой войной. Сейчас война, похоже, близилась к концу, и капитан больше прежнего скучал по дому, по любимой жене и маленькой дочери. Но в то же время он понимал: каждое успешно выполненное задание приближает не только очередную звездочку на погонах, но и тот день, когда он сможет вернуться домой. Не в отпуск, а насовсем. Поэтому Никитин отогнал мысли о доме и семье, сосредоточившись на том, что происходит здесь и сейчас.
Здесь – в глуши молдавских лесов, недалеко от границы с Румынией. Сейчас – в начале октября 1944 года.
Отвлечься от посторонних мыслей как нельзя лучше помогал молодой лейтенант, сидящий за рулем автомобиля, слева от капитана. Этот ленинградский выскочка, прибывший месяц назад на замену раненому политруку, похоже, мыслил только по Уставу, и знал лишь два вида общения с подчиненными: допрос и инструктаж. Со старшими же по званию плохо ладил из-за свойственной ленинградским выскочкам дерзости и высокомерия. Его облик, с упрямым выпяченным подбородком, строгим и решительным взглядом из-под козырька фуражки и безукоризненно аккуратной формой, заставлял вспомнить агитационные плакаты, вроде тех, с которых нарисованный офицер, прижав палец к губам, предупреждал: «Болтун – находка для шпиона!»
Никитин оглянулся. Позади рычали две полуторки, полные солдат. Над кабинами торчали головы в пилотках, стволы винтовок. Молодые здоровые парни, призыв этого года и направление в НКВД; им не довелось ни кормить вшей в окопах, ни закапываться в грязь под артобстрелом, ни идти в атаку под свист пуль и вопли раненых товарищей. Спецотряд военной контрразведки «Смерш». Иначе говоря – «чистильщики».
- Товарищ капитан! – раздался окрик лейтенанта, - Смотрите, впереди!
За очередным поворотом извилистой дороги оказалось не родное село капитана, а всего лишь старый немецкий грузовик, с унылым видом приткнувшийся к обочине. Весь в ржавчине и царапинах, из-под капота вьется дымок. Два колеса спустили, издалека было видно, что грузовик стоит, накренившись на правый бок.
Командирский «виллис» затормозил, позволив полуторкам чуть обогнать и заслонить его. Но выстрелов не последовало.
- Покинуть машины! Рассредоточиться! Проверить грузовик! – скомандовал Никитин, сам поспешно выбираясь с неудобного сидения «виллиса».
Лейтенант Парфенов далеко опередил своего командира, рванув к немецкому грузовику одним из первых. Остальные солдаты в считанные секунды рассыпались по обе стороны от дороги, высматривая противника, или хотя бы его следы.
Никитин не торопясь подошел к грузовику на обочине, заглянул в кабину и кузов, затем убрал в кобуру пистолет и со вздохом констатировал:
- Пусто.
- Пусто, товарищ капитан, - подтвердил очевидное политрук, - Эх, чуть-чуть не успели. Двигатель еще горячий. Но они не могли уйти далеко! Мы должны прочесать лес!
- Прочесать лес? – капитан Никитин смерил лейтенанта чуть насмешливым взглядом, - Эту чащу можно прочесывать неделями. Лучше спросим Михася – как бы он поступил на месте беглецов? Краско, позови Михася, живо!
- Слушаюсь, - отозвался сержант Краско, единственный в отряде ровесник капитана.
Этим сходство и исчерпывалось. Невысокий плотный капитан даже в гневе казался добродушным, лицо имел круглое, приятное и располагающее. В глубоких складках на угрюмом лице сержанта Краско можно было сажать картошку, а ростом он превосходил своего командира почти на две головы.
Сержант вернулся с вертким темноволосым и смуглым пареньком лет пятнадцати, до этого сидевшим в кабине одной из полуторок. Юноша явно наслаждался своей ролью проводника, и тем, что его совета спрашивает целый советский капитан.
- Эта дорога ведет в соседнее с нашим село, Четирень, - охотно взялся объяснять местную топографию Михась, - но до него версты три-четыре. А потом в Унгень.
- Могли они пойти дальше по дороге? - спросил капитан.
- Э, нет. Чего им идти по дороге пешком, если они знают, что вы их преследуете на машинах? Коли не дураки, то будут держаться подальше от дорог.
- Логично. Скорее всего, они решили спрятаться где-то в лесу или горах, а затем, ночью, двигаться к границе с Румынией.
- Тут же недалеко есть старая заброшенная каменоломня! – воскликнул Михась, - Зуб даю – они направились туда. Там один парень из местных, он точно знает про эту каменоломню.
Лейтенант Парфенов оживился.
- Что ж ты сразу не сказал? Показывай эту свою каменоломню, может, еще догоним их! Чего мы ждем, товарищ капитан?
Капитан Никитин снова протяжно вздохнул. Инициатива и торопливость нового политрука действовала ему на нервы. Никитин уже давно уяснил, что торопливые «чистильщики» и сами долго не живут, и на остальных членов отряда могут навлечь беду. Но, с другой стороны, постоянно одергивать политрука на глазах подчиненных было нетактично и просто глупо. Кроме того, задание есть задание, и преследовать беглецов все равно придется, не сейчас, так минутой позже.
- Краско, - сказал капитан, - вытягивай взвод цепью и веди, куда покажет этот малолетний следопыт. Мы с лейтенантом за вами. И будьте осторожны, смотрите под ноги. Нам могли оставить растяжки.
Беглецы и правда разминулись с преследователями на считанные минуты. Отряд Никитина, ведомый местным пареньком, едва ли на сотню шагов углубился в лес, как сухо треснул немецкий «маузер». Пуля, словно искры, высекла мелкие щепки из ствола дерева, которое только что миновал передовой дозорный. Никитин проворно подскочил к Михасю и оттащил его за ближайшую толстую елку. Вдали между деревьями мелькнули темные силуэты, загрохотали выстрелы, с еловых лап посыпалась сбитая пулями хвоя. Немецким винтовкам деловито и гулко ответили «мосинки» советских солдат, затарахтели ППШ.
Перестрелка затихла так же внезапно, как началась. Преследуемые, то ли понимая, что силы неравны и в открытом бою они неминуемо проиграют, то ли сберегая боеприпасы, дали еще несколько выстрелов для острастки и кинулись наутек.
- Потери есть?! – крикнул Никитин, не выпуская плеча мальчишки.
- Никак нет, товарищ капитан! – донесся ответ сержанта Краско.
И тут же, почти без паузы, крик Парфенова:
- Вперед! Уйдут же!
- Да чтоб тебя… - не сдержался Никитин, видя, как лейтенант ломится через кусты со своим почти бесполезным в бою пистолетом. Впрочем, несколько солдат умело прикрыли политрука огнем, а остальные возобновили преследование.
Между офицерами отряда сложились непростые отношения, иногда приводящие к конфликтным, а то и опасным, как в данном случае, ситуациям.
Формально командиром являлся старший по званию капитан Никитин. Но лейтенант Парфенов в глубине души питал уверенность, что его направили в этот отряд не просто так, а с целью восполнить некоторую инертность капитана Никитина. И, когда капитан выйдет в отставку, возможно, именно Парфенов должен будет занять его место. С очередной звездочкой на погонах, конечно. Уж из него-то, как считал Парфенов, получится гораздо лучший командир отряда «чистильщиков».
Такой офицер, как Парфенов, имел шанс стать неплохим командиром во время войны, когда тяжелые времена требуют крутых мер. Но в мирное время он не пользовался бы уважением ни среди рядовых и сержантов, ни у вышестоящего командования. Никто не любит излишне самоуверенных молодых офицеров, за исключением тех случаев, когда этот офицер под пулеметным огнем поднимает солдат в атаку.
Капитан же относился к своему политруку с двойственным чувством. С одной стороны, его до изжоги нервировало, что лейтенант Парфенов явно метил на его место, иногда позволял себе сомневаться или оспаривать приказы, дерзил, проявлял нездоровую инициативу, лез куда не просят, говорил то, что хотел, и вообще вел себя так, словно когда-то был как минимум полковником, но его разжаловали в лейтенанты.
С другой стороны, Никитин отдавал должное таким качествам молодого офицера, как смелость и находчивость, умение быстро оценивать обстановку и время от времени подавать неплохие идеи. Кроме того, капитан не оставлял надежд обтесать Парфенова. Сделать из него настоящего боевого офицера, привив к его смелости разумную осторожность, а к твердости характера определенную гибкость.
Временами Никитин даже ловил себя на мысли, что воспитывает Парфенова практически так же, как воспитывал бы сына, которого, впрочем, у него никогда не было.
Вскоре, капитан уже мог бы найти заброшенную каменоломню без помощи Михася. Отряд вышел к просеке, по которой проходила проселочная дорога в каменоломню. Ей давно не пользовались, просека заросла травой, кустами и молодыми деревьями почти в рост человека. Ближний конец дороги уходил между двумя крутыми склонами, видимо, в открытый карьер каменоломни.
И снова мелькнули впереди, у самого входа в каменоломню, фигуры в разномастном обмундировании, кто в сером немецком, кто в черном, кто в каком-то буром. Быстрый и яростный обмен выстрелами вынудил преследуемых поспешно скрыться, а преследователей – залечь.
- Из каменоломни есть другой выход? – отдышавшись, спросил капитан Никитин.
- Неа, - ответил Михась, - Шахта там есть, если еще не обвалилась. Не знаю, куда она ведет, но, во всяком случае, не наружу.
- Значит, они сами загнали себя в ловушку! – заявил Парфенов, - Отлично!
- Ну и чему ты радуешься, Олег? – сказал капитан, не разделяющий энтузиазма политрука, - На открытом месте мы бы разоружили или уничтожили банду за несколько минут. А выкуривать их из каменоломни придется… неизвестно сколько. Я под землю людей не отправлю, слишком опасно. Придется блокировать вход и надеяться, что у них от голода подведет животы. Вряд ли они успели захватить с собой много припасов и воды.
- Ничего, товарищ капитан, - ответил присмиревший Парфенов, - Выкурим. И не таких выкуривали. Нам спешить некуда. Надо будет – неделю подождем.
Никитин внимательно осмотрел вход в каменоломню, оценил крутизну склонов. Карьер действительно представлял собой настоящий каменный мешок, всего с одним узким входом. В дальнем конце виднелась почти отвесная базальтовая стена, из которой когда-то вырубали камень для строительства. В одном из боковых склонов – укрепленный бревнами вход в выработку, по виду опасный, готовый осыпаться, но все еще способный служить укрытием для беглецов. Попытаться в лоб штурмовать этот темный, неизвестно что таящий за собой проем было чистым безумием. Даже если бы солдатам, не считаясь с потерями, удалось подобраться вплотную ко входу и забросать его гранатами – это не гарантия, что отступившие вглубь штольни не продолжат отстреливаться. Любой, кто сунется за ними, станет легкой мишенью на фоне освещенного солнцем входа. Те же, кто скрывается внутри, невидимы, и потому почти неуязвимы.
- Вот что, Краско, - сказал, наконец, капитан, жестом подозвав сержанта, - Ситуация тут патовая, но время работает на нас. Я оставляю первое отделение вместе с тобой блокировать каменоломню. Смотри, вход вообще не проблема – один автоматчик может его закрыть огнем. Главное, следите за склонами. Особенно ночью. Ночью весь наличный состав несет дежурство, днем отоспитесь по очереди. Соорудите секреты для часовых там и там, - палец капитана поочередно ткнул в правый и левый склон карьера, - В остальном, не мне тебя учить, разберешься. Но чтобы даже мышь из этого мешка не выскочила!
- Будет сделано, товарищ капитан, - буркнул сержант, - А коли попробуют выскочить – перестреляем всех к свиньям собачьим. И дело с концом.
- Это правильно, - согласился капитан, - Только сами в штольню не суйтесь, а то перестреляют вас самих, а мне начальство голову снимет.
- Чай не дураки, - согласился сержант.
- Второе отделение сейчас поможет вам с обустройством. А потом возвращается вместе с нами в Берешты. Ребята отдохнут и сменят вас завтра.
- Лады, - ответил Краско и принялся распоряжаться рядовыми, уже возомнив себя главным начальником осады. Речь его, наполовину состоявшая из мата, эхом отзывалась в каменоломне.
Всем частям НКВД и ГУ контрразведки «Смерш»
Приказываю принять меры к поиску, выявлению и ликвидации на освобожденных, ранее оккупированных территориях, остатков немецких военных частей, продолжающих военные действия, бандформирований, групп дезертиров и мародеров. А также диверсантов, шпионов, вражеских пропагандистов и саботажников. Члены любой подобной группы и отдельные лица, отказавшиеся сложить оружие и сдаться, подлежат безжалостному уничтожению.
Начальник войск по охране тыла фронта
Генерал-капитан Лобов.
Колонна из двух полуторок, возглавляемая открытым командирским «виллисом», не торопясь въезжала в село Берешты. Ностальгия, вновь кольнувшая капитана Никитина при виде простых бревенчатых избенок, аккуратных огородов и садов, быстро развеялась. Люди здесь были другие, закрытые, недоверчивые. Облокотившись на плетни и заборчики, ограждающие каждый двор, советских солдат провожали недоверчиво-настороженными взглядами седые морщинистые старики и старухи, румяные темноволосые женщины с детьми, цепляющимися за мамкины юбки, подростки. Казалось, они ждут – как поведут себя прибывшие, прежде чем решить – радоваться их приходу или горевать. Мужчин среднего возраста встречалось совсем мало, молодых – еще меньше. Война хоть и не коснулась этих мест напрямую, огнем и свинцом, но так или иначе взяла свою дань.
Капитан Никитин и сам не мог пока решить, как ему следует относиться к местному населению. Конечно, формально это были такие же советские граждане, хоть и ставшие таковыми всего несколько лет назад, перед самой войной. Он, как офицер и представитель советской армии, обязан был если не считать их друзьями, то, по крайней мере, относиться с доверием и рассчитывать на взаимность. Но по сути, население приграничной Молдавии представляло собой причудливый сплав, где смешалась румынская, польская, украинская и бог знает какая еще кровь. А румыны, как-никак, воевали за немцев…
И вот общаешься, допустим, с кем-то из местных – имя похоже на русское, по-русски тоже балакает почти без акцента, а фамилия… сразу и не выговоришь, Имяреку какой-нибудь. Да и родной язык совсем не напоминает украинский или белорусский, ни слова ни разберешь – какая-то мадьярская тарабарщина. И что там этот чернявый Имяреку думает насчет советской власти и советской же армии, освободившей их землю от фашистов – тоже одному ему и ведомо.
«Интересно, когда немцы пришли – они тоже так на них из-за плетней смотрели? Или с цветами встречали?» - подумал Никитин. Но тут же устыдился своих мыслей, вспомнив, что в Молдавии имелось местное партизанское движение. Широко известный факт, даже песня такая есть.
Тут, словно в ответ на мысли капитана, в воздух взлетел скромный букетик полевых цветов. Один из солдат в кузове грузовика ловко поймал его и, улыбаясь до ушей, замахал рукой. Девушка с длинной косой, бросившая цветы, замахала в ответ. Парень, дурачась, перегнулся через борт грузовика, прижал букет к сердцу, раскланялся и послал девушке воздушный поцелуй. Та смутилась, но продолжала улыбаться и махать. Среди местных кто-то тихонько засмеялся, но без издевки, по-доброму. Товарищи же удачливого цветолова хохотали в голос, выражая свои чувства звучными хлопками по его плечам и спине.
Это немного растопило лед; послышались редкие, в основном женские, голоса, приветственные возгласы. Детишки, поддавшись природному любопытству, сунулись ближе к дороге, чуть ли не под колеса машин, так что их пришлось пугнуть короткими сигналами клаксона. А когда Никитин, заметив старика в выцветшей и протертой до дыр фуражке времен еще Первой Мировой, махнул ему рукой, дедок совершенно серьезно отдал в ответ честь и беззубо улыбнулся.
Ни капитан Никитин, ни бдительный политрук Парфенов, поначалу не заметили одной странности. Собаки, обычно встречающие приезжающих на шумных и вонючих автомобилях незнакомцев своим разноголосым лаем и воем, в этом селе молчали. Да и не видать их было.
Час спустя, сидя в просторной горнице дома сельского старосты, офицеры наконец позволили себе расслабиться. Накатила усталость после дороги, погони и перестрелки, взбудораженные нервы тоже требовали отдыха. Капитан Никитин, рассудив, что являться в гости с пустыми руками невежливо, прихватил из грузовика несколько банок консервов, хлеб и масло из сухого пайка, а также хороший шмат сала, купленный им лично на рынке в Кишиневе. В сочетании с вареной картошкой, предложенной им хозяином дома, обед получился на славу. Не хватало разве что одного… Никитин подумал уже, что придется разбазаривать казенный запас медицинского спирта из аптечки, но тут староста спустился в подпол и вынырнул с внушительных размеров бутылью, в которой плескалась мутная жидкость.
- Не догнали этих злодеев, стало быть? - заметил староста Петр Меднек, крепкий старик шестидесяти с хвостиком лет, казавшийся еще старше из-за длинной и густой, с проседью, бороды.
- Почти догнали, - ответил Никитин, - Зажали в старой каменоломне. Теперь, либо им придется сдаться, либо… Это лишь вопрос времени.
- Что ж, вам видней, - Меднек щедро плеснул самогон по стаканам, - Давайте-ка, за знакомство!
Парфенов с сомнением принюхался к содержимому своего стакана, но все-таки, следуя примеру капитана, глотнул, поспешно закусив куском сала с картошкой. Все трое принялись за еду, время от времени обмениваясь репликами.
- Рад, что Михась успешно добрался, - сказал староста, - Не хотелось мне его посылать, а больше некого… Одни старики, да бабы остались. А мужикам не всем доверяю.
- Парень молодец, - ответил Никитин, - Пройти пешком верст десять через лес – это не шутки. Мы выехали сразу, как он все рассказал и передал вашу записку.
- Я только попрошу вас – особо-то не рассказывайте никому, что это я за вами послал, - смутившись, попросил Меднек, - С одной стороны, конечно, я и должен был сообщить, куда следует. А с другой… Люди у нас тут разные, не на всех можно положиться. Сдается мне, некоторые не прочь были бы и под немцами жить. От немцев нам особой беды не было, бог миловал. Так что разные у нас тут люди-то… Вы уедете, а нам с Михасем с ними оставаться.
- Хромает у вас тут лояльность, - со смесью удивления и раздражения произнес лейтенант Парфенов, - Немцы, значит, хорошие. А мы, получается, плохие?
- Да что вы, бог с вами! – всплеснул руками староста, - Я ж совсем не это имел в виду. Просто говорю, что люди путаются, сомневаются, не знают, чему верить. Темный народ… Некоторые, может, жалели тех немцев-то. Хотя, чего их жалеть, поганцев таких? Еду брали, а ничего не платили. У Чепраги, корчмаря, всю выпивку выхлебали. А чего не выпили – разбили. Злые были, как бешеные псы, из-за того, что вы им хорошенько всыпали. Злые и пьяные все время. Хорошо хоть никого не убили.
- А ведь кто-то их предупредил о нашем приближении, - сказал Никитин, - Иначе мы застали бы их в селе.
- Да, похоже на то, - согласился Меднек, - Я не знаю, кто это мог быть, но подумать можно много на кого… Пастор тут у нас, знаете ли, католик. Немцы когда пришли в сорок первом, он аж расцвел. Молебен отслужил. И те к нему вежливо обращались, «герр пастор». А этим, недобиткам-то, наплевать; всем равно грубили и всех ненавидели.
- Сколько их было, кстати? – спросил лейтенант.
- Пятеро немцев, из вермахта, в сером. Двое румын. И еще украинский полицай к ним прибился; не знаю, чего они его с собой таскали. Всего, значиться, восемь. Они всегда держались вместе, кучкой, и уехали так же, не разделяясь.
- А говорили, один из них – местный.
- Вот этот самый полицай. Ну, как местный? Служил он здесь, с сорок первого. Ничего так мужик, не гнида, как некоторые. Потому и живой до сих пор.
«Видать, из настоящих местных жителей полицаи никудышные, раз пришлось украинцев завозить», - с удовлетворением подумал Никитин. Его мнение о молдаванах постепенно менялось к лучшему.
- Что у них с оружием и боеприпасами?
- Винтовки и пистолеты, одна или две тарахтелки. Насчет патронов не знаю, они мне не докладывали. Гранат не видал.
- Хорошо, - капитан Никитин отодвинул пустую тарелку и откинулся на спинку стула, - Как вы понимаете, товарищ Меднек, пока мы не выкурим эту банду из каменоломни, нам придется задержаться у вас в Берештах. Солдатам нужен отдых и сон.
- Конечно-конечно, - ответил Меднек, - Об чем речь. Вам, товарищи офицеры, я думаю, лучше остаться здесь. Дом у меня большой, места много, а из всей семьи лишь внук остался, Михась. Пока тепло он спит на чердаке. Так что вторая комната внизу в полном вашем распоряжении.
Никитину понравилось и гостеприимство старосты, и сам дом – светлый, чистый, ухоженный. Мебель была не грубая самодельная, как во многих сельских и деревенских домах, а настоящая, покупная. На стене в горнице даже висели резные часы с кукушкой, в другой комнате – полка с книгами. Заметно было, что Меднек – человек аккуратный, любящий порядок. Капитан постеснялся спрашивать о жене и детях старосты, рассудив, что тот сам расскажет, если будет желание.
- А где вы посоветуете разместить отделение солдат, десять человек? – спросил Никитин, - Может, в селе есть какой-нибудь неиспользуемый сейчас амбар или коровник?
- Зачем амбар, зачем коровник? – рассмеялся староста, - Неужто ваши люди коровы? Вы не представляете, сколько у нас пустующих домов. К примеру, совсем рядом, через два дома отсюда – хозяин еще в сорок первом сгинул. А жена с детьми перебралась в Унгень, говорят, там снова вышла замуж. С тех пор дом так и стоит, заколоченный. И таких домов у нас – десяток, не меньше.
- Что же, тогда вы покажете нам парочку, желательно недалеко друг от друга. Да и взламывать двери лучше будет в вашем присутствии и с вашего разрешения.
- Да, так будет лучше всего, - согласился Парфенов, - Не хотелось бы разделять солдат по два-три человека и селить в домах вместе с местными. И вам неудобно, и нам. Мало ли что.
Капитан Никитин повернулся к политруку.
- Насчет этого «мало ли что». Олег, проведи беседу с бойцами – чтоб никаких бесчинств, воровства, даже грубости по отношению к мирному населению. И в особенности по отношению к слабому полу…
- Насильники пойдут под трибунал без долгих разговоров, товарищ капитан! – рявкнул Парфенов, так, что староста даже уронил вилку.
- Ну, ты это… палку не перегибай, - урезонил Парфенова капитан, - Ребята, конечно надежные, и ничего такого я от них не ожидаю. Но эти надежные ребята последний месяц спят в обнимку с винтовками. Да и до этого… В общем, если все, как говорится, происходит по доброму согласию, то я на такое глаза закрываю. И тебе советую. Ближе к людям надо быть, а не запугивать их трибуналом…
Парфенов вытаращился на командира с таким видом, словно тот посоветовал ему нарушить присягу, но взял себя в руки и ничего не сказал.
- А вас, - Никитин обратился к старосте Меднеку, - я попрошу поговорить на эту же тему с жителями села. Никаких оскорблений, провокаций. Не говоря уж о воровстве и саботаже. Если кому-то наше присутствие не нравится – пусть потерпят. Мы тут просто делаем свою работу, не нужно нам мешать, тем более вредить.
- Разумеется, я поговорю с людьми, товарищ капитан, - ответил Меднек, - Большинство видят в вас освободителей и защитников, с ними никаких проблем не будет.
- Вы можете сообщать лично мне или лейтенанту Парфенову о любых случаях неподобающего поведения наших бойцов и жалобах на них, - подытожил капитан Никитин, - Будем надеяться, они не дадут к этому повода.
Солнце клонилось к закату. Полный событий день, начавшийся для отряда капитана Никитина с погони и перестрелки у каменоломни, подходил к концу. Солдаты получили в качестве временного жилья две просторные и удобные хаты, тут же прозванные для удобства «казарма №1» и «казарма №2», и деловито сновали во дворе, обживались. В вечернем воздухе плыл дымок из печной трубы и аромат гречневой каши с тушенкой. Кто-то из самых неутомимых наводил в доме порядок, выметая скопившуюся за несколько лет пыль и паутину. Другие разбирали и чистили оружие. Несколько подростков с любопытством наблюдали за ними, с видом знатоков обсуждая «что шибче бьет».
В доме старосты, естественно, получившим по аналогии с «казармами» прозвание «штаб», офицеры готовились ко сну. Никитин с удовольствием вытянулся на кровати, на свежей хрустящей простыне. Парфенову, за неимением еще одного ложа, достался набитый пером тюфяк на полу, но политрук стойко переносил тяготы и лишения военной службы, уже начиная похрапывать. Староста, опрокинувший после ужина еще пару стаканов мутного самогона, храпел вовсю. Сельские жители ложились рано, и рано же вставали.
Один предприимчивый солдат, в звании рядового, видимо не нашел себе достойного занятия и отправился бродить по Берештам. Вскоре выяснилось, что его блуждания, беспорядочные на первый взгляд, имели вполне определенную цель, когда он столкнулся с той самой девушкой, бросившей в кузов грузовика букет. Надо ли уточнять, что и солдат был тем самым, кто этот букет поймал? Вот такое вот совпадение…
- Приветствую тебя, прекрасная незнакомка, с первого взгляда пленившая мое сердце, - с места в карьер начал боец.
Будучи столичным жителем, он полагался на вычитанные в романах приемы обольщения. Впрочем, в сочетании с симпатичной внешностью, высоким ростом и военной формой, даже подобные своеобразные методы завести близкое знакомство нередко срабатывали.
- Ой… ну что вы так… - смутилась девушка, - Здравствуйте.
- Восхитительный вечер, не правда ли? - продолжал солдат, - Хотя и близко не столь восхитителен, как взгляд твоих глаз. Может быть, прогуляемся? Кстати, меня зовут... – и солдат назвал имя, которое до поры до времени останется нам неизвестным.
- Я бы с радостью, но уже поздно, скоро стемнеет, - ответила девушка, и чтобы солдат не подумал, что она хочет поскорей от него избавиться, она поспешно представилась, - Я Марица Златова. По-вашему – Мария. Я бы поговорила подольше, но мне правда нужно домой, а то отец будет ругаться.
- Марица… Златова, - повторил необычное имя солдат, - Даже имя и фамилия у тебя под стать твоей красоте. А можно, я провожу тебя до дома? А завтра встречу.
- Ой, лучше не надо, - опять застеснялась Марица, - Все соседи будут сплетничать. Да и неудобно как-то… Мы только познакомились.
- Ты можешь меня не опасаться. Я солдат советской армии, защитник Отечества, отличник боевой и строевой подготовки. Смотри, - боец ткнул пальцем в значок на гимнастерке, - Эту награду я получил за мужество и дисциплину. Разве я могу обидеть девушку, тем более такую милую и добрую, как ты? А твой букет я сохранил, поставил его в доме в воду. Цветы пахнут просто чудесно.
- Можем завтра нарвать еще. Я знаю, где их много растет.
- Хорошо, давай завтра встретимся, - обрадовался солдат, но потом вспомнил, что он сюда не на курорт приехал, - Эх, завтра нас отправят первое отделение сменить… А что если утром, пораньше?
- Ну, не знаю, - протянула девушка, - Утром я коз дою, завтрак готовлю. Может и найду минутку. Я во-о-он там живу, где крыша зеленая.
- Хорошо, договорились. А может, все-таки, проводить тебя до дома?
- Отец заругается. А он у меня кузнец.
- Кузне-е-ец, - расстроенно протянул солдат, - Не, кузнеца нам не надо. Эй, постой, а жениха-то у тебя нет, часом?
- Какие уж тут женихи, - с грустной улыбкой ответила Марица, - Кто на войне, кто в партизанах, кто погиб. Михась если только, внук старосты.
-Ха-ха, Михась серьезный конкурент, - оценил шутку солдат.
Солдат и девушка разошлись в разные стороны, напоследок помахав друг другу. Ни он, ни она, не подозревали, что их краткое романтическое общение не осталось незамеченным.
День второй.
Лейтенант Парфенов любил составлять всяческие списки. И будь у него список наименее приятных способов пробуждения, бабий визг занимал бы там почетное третье место, сразу после грохота артобстрела и укуса крысы за чувствительную часть тела. Не то чтобы лейтенанту часто приходилось просыпаться от вышеупомянутых причин, но именно этим утром судьба опробовала на нем одну из них.
Парфенов рывком поднял голову с подушки и открыл глаза. На секунду ему показалось, что женский крик «Уби-и-и-и-ли!» остался в кошмарном сне, но тут до него вновь донесся неразборчивый гомон за окном, в котором преобладали женские голоса, но время от времени их дополняли и гневные мужские. Отчетливо слышались выкрики «убили!» и «убийцы!». В миг покрывшись холодным потом, лейтенант вскочил со своего тюфяка и поспешно натянул штаны. Капитана Никитина не было видно; должно быть, он встал раньше.
Не забыв нацепить ремень с кобурой, Парфенов вылетел в горницу. Капитан Никитин вместе со старостой Меднеком стояли в дверях, заслоняя источник шума. Оба они выглядели растерянными, у капитана половина лица была в мыле, в руке блестела опасная бритва.
- Что случилось?! - воскликнул Парфенов, протискиваясь между старостой и капитаном, - Кого убили?
- Кажется, и правда кого-то убили, - пробормотал капитан, никак не прояснив ситуацию, - Только этого нам не хватало…
Тем временем, лейтенанту открылась та же картина, что ввела в ступор его командира. Толпа местных женщин всех возможных возрастов и комплекции, с редкими вкраплениями мужчин и стариков, с криками и угрожающими жестами теснила в сторону дома старосты троих советских солдат. Те уже вынуждены были прижиматься спинами к плетню, огораживающему двор Меднека. Только винтовки в руках бойцов не позволяли разъяренным бабам приблизиться вплотную.
От занимаемых солдатами домов уже бежала подмога, но и к поселянам подтягивались подкрепления. Воздух звенел. Того и гляди могла вспыхнуть драка.
- Люди, что вы делаете?! - вскричал староста, - Опомнитесь!
Его никто не услышал. Вместо этого сквозь толпу протолкался здоровенный краснолицый детина в грязном кожаном фартуке, который, недолго думая, вцепился в винтовку одного из солдат и принялся выкручивать ее из рук бойца. Воодушевленные этим примером, к нападавшему присоединились еще двое или трое мужчин среднего возраста. Солдата, все еще не отпускающего свою винтовку, повалили на землю. Двое других бойцов, окруженные визжащими и плачущими бабами, ничем не могли помочь своему товарищу. Тут капитан Никитин понял, что пора что-то предпринять, пока события окончательно не вышли из-под контроля. А еще он вспомнил, что в руке у него опасная бритва, которая в сложившихся обстоятельствах способна скорее спровоцировать нападающих, чем остановить. Перед его мысленным взором пронеслась картина кровавой бойни, в ходе которой его вместе со всеми солдатами сметает и разрывает на части волна народного гнева. Пока непонятно, правда, чем вызванного.
Вдруг оглушительный выстрел заставил сцепившихся в драке мужчин на секунду замереть. Женщины, ахнув, отхлынули. В наступившей тишине прозвучал звенящий от волнения голос лейтенанта Парфенова:
- Застрелю как собаку любого, кто двинется с места! – ствол пистолета опустился и оказался направленным на краснощекого буяна, пытавшегося отнять винтовку у бойца, - А ну отпусти, живо!
Мужик, отнюдь не выглядевший испуганным, неохотно подчинился. Остальных отрезвил выстрел в воздух, хотя разбегаться никто не собирался. Народ стоял, молчаливой стеной окружив двор старосты.
- Что произошло? - спросил капитан Никитин.
- Пусть говорит кто-нибудь один! - уточнил Меднек, прежде чем вновь поднялся разноголосый гомон, - Бабы, молчите! Вот ты, Василь.
Выбранный старостой мужик нерешительно оглянулся на окружающих, как бы спрашивая разрешения говорить от их имени.
- Тут это… Говорят, Марицу убили, кузнецову дочку. Сам-то я того... не видел.
- Я видела, - донесся из толпы женский голос, несмотря на предупреждение старосты, - Как есть убили Марицу! Эти вот и убили! - и женщина указала на солдат, впрочем, не только на помятую в свалке троицу, а также и на тех, что подоспели к самому концу.
- Она была такой славной девушкой! - завыла другая женщина, - Никому не делала зла! Она так радовалась вашему приходу! А ее растерзали! Звери эти! – она расплакалась, и рука ее описала ту же неопределенную дугу, указывая на всех, и в то же время ни на кого.
- Вся сплошь в крови! Зареза-а-али!
- Немцы не тронули, а эти убили!
- Убирайтесь из нашего села, убийцы! - рявкнул кто-то из мужчин, - Правильно говорили, что русские – дикари, хуже зверей!
- Хуже фашистов! - поддакнул еще один.
Лейтенант Парфенов был близок к тому, чтобы снова выстрелить в воздух, но уже не был уверен в эффективности этой меры.
- Послушайте, это какая-то ошибка, - стараясь выглядеть невозмутимым, произнес Никитин, хотя внутри у него все клокотало, - Давайте спокойно во всем разберемся.
- А пойдем с нами, служивый, - сказал ему старик с сучковатой палкой, не принимавший непосредственного участия в столкновении и выглядевший достаточно рассудительным, - Там и посмотришь, какая это ошибка.
Дедок подковылял ближе к капитану и протянул ему какой-то мелкий блестящий предмет.
- Вот. Это нашли в руке мертвой девушки. Это могло принадлежать только вашим.
Капитан застыл, как соляной столп, уставившись на лежащий на морщинистой ладони старика значок «Отличник РККА».
Лишь гораздо позже, когда улеглись страсти, утихли крики и остыла кровь, капитан Никитин и лейтенант Парфенов получили возможность исследовать место преступления, опросить свидетелей и восстановить картину произошедшего. Окровавленное тело девушки, найденное в кустах в сотне метров за околицей села, перенесли в дом Златовых и положили на скамью, накрыв простыней. Офицеры, курившие во дворе, избегали смотреть в сторону дома; им было горько и стыдно. В голове не укладывалось, что эта юная и веселая красавица, у которой вся жизнь была впереди, лежит там, словно кусок мяса.
Еще хуже укладывалась в голове мысль о том, что один из десяти солдат, которые сейчас собрались в «казарме №1» и присматривали друг за другом, не позволяя никому отлучаться в одиночку даже в нужник, оказался кровожадным убийцей. Многим из них доводилось убивать и раньше: фашистов, мародеров, оказавших сопротивление или пытающихся сбежать преступников, но тут… Это было совсем другое. Чтобы сотворить подобное, мало уметь убивать, нужно быть чудовищем в душе и сердце.
Осмотр места, где было найдено тело, ничего не дал. Каждый житель села, даже услышавший об убийстве после того, как тело девушки уже убрали, посчитал своим долгом потоптаться там, где это тело обнаружено. Трава была примята, словно тут лежало стадо коров. Те немногие клочки глинистой земли, где могли бы сохраниться следы убийцы, хранили теперь отпечатки десятков самых разных сапог и ботинок.
Как уже выяснилось, никто из местных не был непосредственным свидетелем убийства. Никто не мог с уверенностью сказать, что видел кого-то из солдат, идущих в эту сторону или возвращающихся отсюда. Хотя, конечно, домыслов, предположений и слухов хватило бы для обвинения в убийстве всего отделения и обоих офицеров в придачу.
Осталась последнее, и самое неприятное дело, прежде чем приступать к допросу подозреваемых, если таковые вообще появятся. Следовало осмотреть тело, определить способ убийства, поискать улики, подобные зажатому в кулаке девушки значку. Медлить было нельзя, каждая минута промедления давала преступнику возможность продумать свое поведение при допросе, выдумать оправдание, просто сбежать, наконец.
Кроме того, в каменоломне ждали смены бойцы первого отделения. Они провели бессонную ночь, всматриваясь в непроглядную тьму и прислушиваясь – не крадется ли кто по склонам каменного мешка. И оставлять людей без отдыха и сна означало подвергнуть их жизни лишнему риску, если именно сейчас блокированные в каменоломне недобитки попытаются прорваться.
Офицеры понимали все это. Но тем не менее медлили. Ни капитану Никитину, ни лейтенанту Парфенову не хотелось встречаться взглядом с убитыми горем родителями Марицы и просить их разрешения осмотреть тело дочери. А если они откажут – настаивать.
Со скрипом открылась дверь дома, выходящая на задний двор, и офицеры обернулись. Вышел Петр Меднек, хмурый, озлобленный, совсем не похожий на радушного гостеприимного хозяина, с которым Никитин и Парфенов выпивали вчера. Смерив взглядом ожидающих его офицеров, староста сплюнул, но все-таки снизошел до общения.
- Значится так, - сказал он, - родителей Марицы вам лучше сейчас не трогать, и вообще не попадаться им лишний раз на глаза. Отец, Мартин Златов, чуть не спятил с горя. Он то клянется убить вас всех, то хватается за бутылку. Я так подумал, пускай уж лучше напьется. Может, заснет. Мать плачет не переставая, с ней там наш пастор, отец Григор. Но я постарался расспросить о том, что вас интересовало.
- И нам бы еще тело осмотреть, - осторожно вставил капитан Никитин, но Меднек жестом попросил его помолчать.
- Дело было так: Марица, как обычно по утрам, вышла доить коз. Кузнец и его жена в это время еще спят. Когда они встали, это было часов в семь, дочь еще не вернулась. Сперва они не беспокоились, думали, Марица ухаживает за козами или прибирается во дворе. Затем, кузнец вышел на поиски. Примерно в это же время соседка Златовых выгоняла на луг свою корову – она-то, соседка, не корова, и заметила светлое платье среди кустов. Подошла посмотреть, а когда рассмотрела – подняла крик. Тут же сбежались другие соседи, родители.
- Кто обнаружил значок? - спросил Парфенов, - Не могли его подкинуть?
- Нет, исключено. Когда заметили, что в кулаке девушки что-то зажато, возле тела уже начала собираться толпа. А разжимал ее ладонь сам кузнец. Уж кто-кто, а он-то вряд ли думал в эту секунду о том, чтобы бросить тень на ваших солдат. Человек лишился любимой дочери. Тут кто-то закричал, что Марицу убили солдаты, в толпе подхватили… И понеслось… Остальное вам известно. Те трое солдат оказались просто первыми попавшимися на пути толпы.
Капитан Никитин вынужден был признать, что все выглядит складно и без белых пятен, не считая личности убийцы. Как ни крути, а от фактов не скрыться. А все факты говорили против кого-то из рядовых солдат.
- Так как насчет осмотра тела? – напомнил он.
- Вы уверены, что это необходимо?
- Конечно. Это поможет установить – кто ее убил, - сказал Парфенов.
Староста на минуту задумался.
- Эх, ладно, - наконец сказал он, - Если без этого не обойтись, то умоляю вас, сделайте это как-нибудь… бережно. Все село сейчас бурлит, как котел. Достаточно одного неверного слова, одного грубого жеста…
- Мы будем очень тактичны, - пообещал капитан Никитин.
- Тогда, пойдемте в дом, а то любопытные глазеют.
Несмотря на открытые окна в доме было темновато, пришлось зажечь керосиновую лампу. Из соседней комнаты доносились неясные голоса, стук, словно кулаком по столу, и женский плач. Обстановка нервная, напряженная, но выбирать не приходилось. Никитин и Парфенов подошли к скамье, на которой лежало тело, капитан осторожно откинул простыню. К его облегчению, глаза девушки были закрыты. Но лицо все же перекосилось в отвратительной гримасе, нередко сопутствующей насильственной смерти.
- Проклятье… - не сдержался староста, увидев искаженное болью и ужасом лицо Марицы и отвратительные рваные раны, покрывающие ее горло, - Да кто ж мог такое сотворить? Будто клыками рвали!
Никитин и Парфенов нервно переминались с ноги на ногу по обе стороны скамьи, не зная, с чего начать.
- Олег, а ты криминалистике разве не обучался? – с надеждой спросил капитан.
- Нет, товарищ капитан, только технике дознания, да и то поверхностно. Не до того было, война ведь. А вы?
- И я нет. Может, нам позвать на помощь местного доктора?
- Нет у нас доктора, - вставил Меднек, - Был, да бежал, как война началась. Теперь ближайшая больница в соседнем селе.
- Мы не можем терять время, - решил Никитин, - Будем справляться своими силами.
Вдруг распахнулась дверь, ведущая во вторую комнату. На пороге возник высокий, начинающий лысеть мужчина лет пятидесяти, в черном облачении, напоминающем свободное платье. На его длинном тонком носу сидели очки в золотистой оправе. Серьезное и скорбное выражение на лице сменилось раздраженной гримасой, когда он разглядел визитеров.
- Что здесь происходит? - холодно осведомился он.
- Это наш пастор, отец Григор Суручану, - вполголоса пояснил староста, затем, обращаясь уже к священнику, добавил, - Мы собираемся осмотреть тело убитой.
- Зачем? Она убита, и все понимают кем и зачем, - с нескрываемой неприязнью заявил пастор, - Эти люди, - он кивнул в сторону Никитина и Парфенова, - и так причинили достаточно зла семье, а теперь вы хотите еще и надругаться над телом несчастной Марицы?
Вспыльчивый характер Парфенова не позволил ему смолчать.
- Послушайте, вы… гражданин Суручану, - сказал он, - Во-первых, я бы посоветовал вам не бросаться беспочвенными и голословными обвинениями, особенно в наш адрес. А во-вторых, мы находимся здесь не из праздного любопытства и не ради, как вы выразились, надругательства над телом, а именно для того, чтобы выяснить – кто и зачем совершил это убийство.
- Это просто часть расследования, - добавил капитан Никитин, - Необходимая часть.
- Мы все отлично понимаем, чем кончится ваше, так называемое, расследование, - ничуть не смущенный ответом Парфенова, заявил отец Григор, - Виновных так и не найдут. Потому что виноваты вы все. Почему бы вам просто не убраться из нашего села, и не оставить в покое убитых горем людей.
- Иначе – что? - спросил Парфенов, прищурившись.
- Иначе вы пожалеете!
- Вы нам угрожаете?
- Отец Григор, - вступил в разговор староста Меднек, - Не стоит. Успокойтесь. Пусть они просто осмотрят тело, это не займет много времени. Вы тоже можете присутствовать, - Меднек оглянулся на капитана Никитина, - Может ведь?
Капитан кивнул, рассудив, что стоит пойти на уступку, если они не хотят препираться до вечера.
- Разумеется, я буду присутствовать, - напыщенно произнес пастор, словно ему предложили присутствовать при избрании Папы Римского, - Мой долг убедиться, что с телом обращались должным образом. И я настаиваю, чтобы этот ваш осмотр прошел как можно быстрее.
- Что ж, тогда приступим, - сказал Никитин.
Он начал с того, что бережно поднял сначала одну тонкую, бледную, уже начавшую холодеть руку девушки, затем вторую, проверил ладони. На правой, в которой, видимо, был найден значок, капитан заметил небольшие, едва заметные царапины, появившиеся, скорее всего, когда девушка сильно сжала значок в руке. Так что надежда на то, что значок был подброшен в ладонь уже мертвой девушки, почти развеялась. Под ногтями обеих рук запеклась кровь, некоторые ногти обломаны.
- Платье почти не порвано, - тихо заметил капитан, больше самому себе, чем остальным, - только вот здесь, у ворота, - он расправил подол, провел по ткани рукой, - Испачкано кровью только сверху, вблизи от ран. Нижнее белье цело. На попытку изнасилования не похоже.
Пастор что-то презрительно пробормотал на молдавском. Староста вскинул на него взгляд, но ничего не сказал. Парфенов же старательно записывал в блокнот слова капитана, и больше ни на что не реагировал.
Никитин, не видя особого смысла разглядывать неповрежденные части тела девушки, сосредоточился на осмотре ее шеи и горла. Кожа тут была сплошь усеяна уродливыми сизо-красными отметинами и ранами, кое-где плоть буквально вырвана и повисла на клочках кожи. Дыхательное горло, по-видимому, раздавлено и забито сгустками крови. Также кровь выступила изо рта и носа. Капитан осторожно повернул голову девушки сперва в одну сторону, затем в другую. Содранная кожа и кровоподтеки были видны и на боковой части шеи, под ухом, и на подбородке. Не будучи врачом, Никитин не мог точно определить: умерла ли девушка от болевого шока или задохнулась, а может, захлебнулась собственной кровью. Во всяком случае, причиной всего перечисленного точно послужили эти жуткие отметины на горле.
Капитан вспомнил свою дочурку, которую последний раз видел четырехлетней, а недавно ей исполнилось восемь, и подумал о том, что он сотворил бы с мразью, осмелившейся оставить на теле его Настеньки хоть один подобный след. И что, должно быть, почувствовали отец и мать Марицы, увидев эти чудовищные раны. Но подобные мысли только мешали, и он усилием воли отогнал их прочь, спокойно и методично продолжая осмотр.
- Это точно не ножом орудовали, и вообще не оружием, - констатировал очевидное лейтенант Парфенов, - Неужели зубами? А не мог на нее какой-то дикий зверь напасть? Это же бред какой-то – людей зубами грызть. Я понимаю еще – ножом, ну, или камнем по голове. Да просто руками мог бы задушить. А тут… даже не знаю, как назвать.
- Сроду не нападали волки на людей прям в селе, - вставил староста Меднек, - Они и не подходят близко. Тем более сейчас, осенью. Зимой, бывало, нападают, с голодухи. Но в лесу, не в селе же!
- Вероятно, этот ублюдок пришел в бешенство из-за сопротивления девушки, - предположил Никитин, - А может, нарочно решил на волков все свалить. Судя по всему, убийца был один.
- Почему вы так думаете? - спросил Меднек.
- Просто представил себе ситуацию. Двое могли бы легко справиться с девушкой, не убивая ее. Один – не совладал, испугался, что девушка начнет кричать, поднимется шум… Черт, все равно не понимаю, зачем было ее убивать? Изнасилования не было, значит и скрывать преступление незачем… Непонятно.
- Меня это совсем не удивляет, - заметил Суручану, - Вы, похоже, совсем плохо знаете собственных солдат, и на что те способны…
- Слушай… те, заткнитесь, а?! - вспылил Парфенов, - Или я вас арестую за препятствие следствию.
- Теперь вы мне угрожаете? Я всего лишь высказал свою мысль.
- Нет, просто предупреждаю. Держите свои мысли при себе, пока вас не спросят.
Капитан Никитин, не обращая внимания на перепалку лейтенанта со священником, закончил осмотр, бросил последний взгляд на лицо мертвой Марицы и прикрыл его простыней.
- Все, мы уже уходим, - произнес Никитин, - Спасибо за содействие. И передайте, пожалуйста, родителям девушки мои соболезнования.
Отец Григор, помедлив, кивнул. Если лейтенант Парфенов вызывал у него стойкую и взаимную неприязнь, то с капитаном священник был чуть более вежлив.
- Идите с Богом. А я останусь, и помолюсь о том, чтобы душа Марицы нашла упокоение на небесах, - сказал он, - И чтобы Господь сурово покарал ее убийцу.
Офицеры покинули темный и окутанный скорбью дома кузнеца, с удовольствием подставляя лица осеннему, но все еще теплому и ласковому солнцу. Староста Меднек тоже вышел, и, не говоря ни слова, пошел к себе домой. Капитан Никитин снова закурил. Высоко в небе с тихим гулом проплывало звено бомбардировщиков. Парфенов задрал голову, провожая их взглядом. Самолеты летели на запад, туда, где продолжались бои с ослабленным, обреченным, но все еще отчаянно сопротивляющимся врагом.
- Интересно, где сейчас наши? - вслух подумал он, - Может, уже всю Румынию освободили.
- Ты не представляешь, Олег, с какой радостью я бы поменялся сейчас местами с каким-нибудь ротным на передовой, - вздохнул Никитин, - В бой идти страшно, но хоть понимаешь, чего боишься – пули, смерти… А тут… собственная совесть грызет, хуже фашиста.
- Но каждый из нас на своем месте, - философски заметил Парфенов, - На фронте воюют, а мы в тылу защищаем им спины. Итак, давайте вернемся к нашему расследованию, товарищ капитан. Я уже говорил, и еще раз напомню – опыта ведения следствия и поиска улик у меня почти нет. В том, что касается расследования преступлений, я больше полагаюсь на книжки про Шерлока Холмса, прочитанные в юности, чем на знания, полученные на трехмесячных курсах младшего политсостава.
- У меня и такого-то опыта нет, - вздохнул Никитин, - мое дело – преследовать диверсантов и ловить дезертиров, а не выявлять преступников среди своих же солдат. А ты все-таки политрук. Образованный, книжки вон читаешь. Так что бери-ка ты расследование в свои руки. А я побуду при тебе доктором Ватсоном.
Парфенов задумчиво постучал носком сапога по пустой собачьей будке во дворе Златовых.
- Я, конечно, могу взять на себя допрос подозреваемых. Но мне понадобятся ваши советы и помощь, чтобы хоть приблизительно очертить их круг. Давайте подытожим: что нам известно о преступнике? Нам что-то дал осмотр тела?
- Если честно – почти ничего. Не считая этого дурацкого значка, ничто не указывает на то, что убийство совершил наш солдат, тем более на то, кто именно. Можно долго рассуждать о мотивах, способе убийства и о том, что этому убийству предшествовало, но все на уровне предположений. И это ни на йоту не приблизит нас к ответу на главный вопрос: кто?
- Значит, главная и чуть ли не единственная улика – этот значок, - сказал Парфенов.
- Жаль, что не медаль или орден, - добавил капитан, доставая из кармана и задумчиво разглядывая пресловутую улику, - А такие значки есть чуть ли не у половины бойцов…
- Да, но нам-то нужен тот, у кого значка нет! Вернее, больше нет.
Капитан Никитин улыбнулся.
- В точку, Олег, - похвалил он лейтенанта, - А говоришь, криминалистике не обучен. Пойдем-ка к нашим бойцам, еще поговорим по дороге.
Офицеры, провожаемые угрюмыми взглядами местных жителей, а иногда и грубыми словами, произносимыми, впрочем, издалека и в спину, зашагали к «казарме №1».
«Слава богу хоть толпа рассосалась, - подумал Никитин, - разъяренные бабы, когда их много – это страшная сила, хуже элитного батальона СС. И пастор тоже тот еще фрукт».
- Одного значка все-таки мало, чтобы делать выводы, - продолжал на ходу рассуждать Парфенов, - А что остается? Как там в детективах? Мотив, возможность… С мотивом ничего не понятно, но, допустим, изнасилование. Так любой в отделении подходит! Нет, я не в том смысле, что они поголовно насильники. Наоборот, ни про кого нельзя сказать, мол, вот этот склонен, этот может.
- А насчет возможности – это мысль, - напомнил Никитин.
- Да, вы правы, товарищ капитан. Убийство, судя по всему, произошло на рассвете, когда девушка уже встала и вышла доить коз, а почти все село, включая ее родителей, еще спали. Это довольно узкий временной промежуток. Надо выяснить – кто из бойцов отлучался в это время. Или, напротив, кто все это время находился в компании и на виду – их можно будет исключить.
- Да они ж спали еще. Ну, все, кроме убийцы.
- Хм, верно… Так, стоп, спали не все. А караульные? Караульные могли заметить солдата, ночью или перед рассветом покинувшего дом. Если только…
- Если только наш убийца – не один из караульных.
- Точно, товарищ капитан, - Парфенов чуть ли не сиял, войдя во вкус расследования, - Единственный, кто мог отлучиться, почти не рискуя, что это заметят товарищи – караульный. Знаете, есть такая старая поговорка: «Кто сторожит сторожей?» Так никто и не сторожит; они поодиночке у каждого из домов дежурили, и то для галочки, село-то не на вражеской территории. Итак, две смены караульных по два человека – это уже что-то.
- Полагаешь, под подозрением все четверо, или только те, что стояли на посту с трех до шести? – спросил Никитин.
Парфенов немного подумал и ответил:
- Думаю, все четверо. Тот караульный, которого сменили в три, мог просто не возвращаться в дом. Или вернулся, прошел мимо спящих и тут же тихонько улизнул с заднего хода.
- Логично, продолжай.
- Он мог целенаправленно пойти к дому жертвы, но, мне кажется, убийца оказался там случайно. Может, перед этим высматривал, где что плохо лежит. Тут увидел девушку, набросился, зажал рот…
- Подожди, Олег, - прервал лейтенанта Никитин, - Вот тут как раз начинаются странности.
Парфенов удивленно поднял бровь.
- Тело нашли довольно далеко от дома, в уединенном месте за околицей села. Как девушка там оказалась? Если она вышла доить коз, то за околицей ей совершенно нечего делать, сарай с козами во дворе.
- Хм, и правда… Значит, убийца набросился, зажал девушке рот и оттащил ее…
- Сотню метров по сравнительно открытому месту? Почти не порвав и не испачкав ее платье? При том, что она, наверняка, сопротивлялась, кусалась и царапалась, пыталась крикнуть. Девушка, конечно, была не особо крупная, но и не заморыш. Даже ты, наверное, не справился бы…
- Ну товарищ капитан! – воскликнул Парфенов, раздосадованный тем, как командир в мгновение ока расправляется с его теориями, - Хорошо, вы правы. Тогда, получается, он убил ее прямо во дворе или в сарае, затем перенес тело за околицу… Эх, жаль собаки у кузнеца не было – отпугнула бы гада, хотя бы лаем. И непонятно, почему он не замел следы получше. Может, торопился.
- Получается так, - согласился капитан, - Знаешь, Олег, с тех пор, как мы приехали, я не видел ни одной собаки, и лая-то собачьего не слышно. Странно это. Но к делу не относится.
Когда десять бойцов столпились перед столом, за которым восседали капитан Никитин, лейтенант Парфенов и специально приглашенный, как представитель местного населения, староста Меднек, в комнате стало тесно, как в банке со шпротами. Никитин внимательно вглядывался в лица солдат, стараясь хоть что-то в них прочитать, увидеть признак раскаяния, страха, стыда. Или некую мертвенную пустоту в глазах циничного и бездушного убийцы. На лицах некоторых солдат действительно читалась обеспокоенность, неуверенность. Но в этом не было ничего странного, все они уже знали, что случилось и почему их собрали в этой комнате. Физиономии других были нарочито серьезными и скорбными. Хотя, не исключено, что кто-то искренне переживал и жалел погибшую девушку, проявляя, опять-таки, нормальные человеческие чувства.
- Прежде чем мы начнем, - обратился Парфенов к бойцам второго отделения, - я хочу напомнить тем из вас, кто ни в чем не виноват или считает себя таковым, что даже утаивание информации, касающейся произошедшего, и вообще ложь при допросе, будут приравниваться к соучастию в преступлении.
Бойцы взволнованно зашумели.
- Не надо нас всех, товарищ политрук, из-за одной паршивой овцы невесть кем считать, - подал голос старшина Егоров, - Мы не меньше вашего хотим правды дознаться. Спрашивайте – ответим. А угрожать незачем.
Капитан Никитин одобрительно кивнул. Ему, несмотря на ни на что, не хотелось верить, что убийство девушки совершил боец его отряда.
- Дознаемся, - пообещал Егорову лейтенант, и скомандовал, - Кто стоял этой ночью в карауле – шаг вперед.
Вышли четверо бойцов. Опять-таки, ни один не дал повода выделить его среди остальных.
- Что-нибудь странное ночью заметили? – продолжал Парфенов, обращаясь уже не ко всему отделению, а к четверке караульных, - Кто-нибудь из бойцов ночью или на рассвете покидал дом, вел себя подозрительно?
- Нет, товарищ лейтенант, - ответил первый, - Ничего такого не было.
Ответы других солдат были такими же. Никто из них, если верить их словам, не спал и с поста не отлучался.
- Вы, шестеро, можете выйти во двор, - распорядился капитан Никитин, обращаясь к тем солдатам, что всю ночь провели в доме, - Но никуда не расходитесь, ждите.
Облегченно вздыхая и перешептываясь, бойцы, не попавшие в число подозреваемых, вышли наружу. Стало посвободнее. Лейтенант Парфенов встал из-за стола и подошел вплотную к четверым караульным. Молча смерил взглядом первого бойца, затем второго, ища на одежде, руках или лице хоть крошечное пятнышко засохшей крови… Те стояли, не дыша. На третьем бойце взгляд лейтенанта задержался.
- Рядовой Белкин, ты давно служишь? – непринужденным тоном осведомился лейтенант. Он не знал, дошли ли до солдат известия о найденном в ладони убитой девушки значке, но на всякий случай решил начать издалека.
- С марта этого года, товарищ лейтенант, - ответил боец. Он слегка запинался от волнения, но, услышав вопрос, не имеющий никакого отношения к недавнему убийству, отвечал охотно, - Призван из деревни Семеново, Смоленской области…
- А что же это ты за полгода службы ни одной побрякушкой не обзавелся? Неужели не заслужил?
- Видать, не заслужил, - улыбнувшись, ответил Белкин, - Я, товарищ лейтенант, в армию не за наградами пошел, а Родину от фашистов защищать. Не моя вина, что меня в тыловые «чистильщики» определили.
- Это ты правильно рассуждаешь, Белкин, - лейтенант даже похлопал парня по плечу, - Но объясни мне такую штуку: почему наград и значков у тебя нет, а дырка на гимнастерке – имеется?
Солдат удивленно опустил взгляд на собственную грудь, даже пощупал то место, где на гимнастерке и правда виднелось маленькое, едва заметное отверстие.
- Не, ну значок-то отличника был у меня, - помедлив, сказал он, - Должно быть, вчера, когда за немцами по лесу гнались, соскочил.
- Соскочил, значит? – лейтенант для очистки совести осмотрел гимнастерку и четвертого бойца, после чего вновь вернулся к Белкину, - А почему у других не соскочили?
- Не могу знать, товарищ лейтенант… Я только сейчас и заметил.
- А я тебе скажу – почему. Потому что нормальные бойцы перед боевой операцией, тем более в лесу, значки снимают и прячут в вещмешок. Чтобы не демаскировали блеском и ни за что не цеплялись. Верно я говорю? - обратился Парфенов к трем другим бойцам.
Те подтвердили, что подобное неписанное правило существует, хотя не всегда и не всеми соблюдается.
- А может, и не было у тебя значка-то? - ласково спросил Парфенов, - А гимнастерку сучком в лесу проколол?
- Может, - наивно согласился Белкин и добавил, не подумав, как следует, - Может, я его давно потерял. Не помню я.
- Ври, да не завирайся, Димка, - подал голос, стоявший рядом боец, - Ты этот свой единственный значок перед каждой поверкой рукавом натирал. Не мог ты несколько дней не замечать, что потерял. И вчера, кажись, он у тебя был.
- Не помню я… - пробормотал Белкин, - То ли был, то ли не было…
- Да ладно, Белкин, не трясись ты, как заяц, - сказал Парфенов, - Подумаешь, значок посеял. Не оружие же потерял, и не документы. Кстати, вот он, твой значок, нашелся!
И, схватив за руку и раскрыв ладонь Белкина, лейтенант с силой впечатал в нее обнаруженный на месте преступления значок. Белкин вздрогнул и отшатнулся, словно маленький кусочек металла обжег ему кожу. Значок «Отличник РККА» с тихим звоном упал на доски пола.
- Не мой это! Клянусь, не мой!
- А что ты так всполошился? Не все ли равно чей, они же все похожи. Бери, будет вместо потерянного. Или у тебя не такой был?
- Не надо мне, - рядовой Белкин неосознанно потер ладонь, которой коснулся значок, об штаны, - Не надо… ни своего, ни чужого!
- Все, кроме Белкина, свободны, - приказал капитан Никитин, - Ждать во дворе!
Староста Меднек удивленно наблюдал за происходящим, не решаясь вымолвить и слова. Он был потрясен стремительностью допроса, и тем, как быстро и непредсказуемо менялся тон лейтенанта, от дружелюбного до угрожающе-презрительного. Простой сельский житель, он ожидал, что поиск виновного займет несколько часов, а то и дней.
Лейтенант Парфенов дождался, когда за уходящими бойцами закроется дверь, и склонившись к уху Белкина, тихо сказал:
- За что ты ее убил, сволочь? Просто потому, что не дала?
Рядовой повернул к нему побледневшее, покрытое испариной лицо.
- Да что вы такое говорите… - запинаясь, забормотал он, - Я эту девку и пальцем не тронул. Да я и не видал ее со вчерашнего дня, когда мы только приехали. Напраслину вы на меня возводите, ей богу…
- Ты покинул пост, пошел к дому кузнеца, увидел девушку, - не терпящим возражения тоном отчеканил Парфенов, - Что было дальше, рассказывай!
- Ничего не было, товарищ лейтенант! Не уходил я с поста! - воскликнул Белкин, и в поисках защиты обратился к Никитину, - Товарищ капитан, это что ж делается-то? Ни за что меня под трибунал подводят! Не убивал я ее, клянусь!
- Но как ты сразу понял, о какой девушке речь? - хмуро спросил капитан, - Ты сказал, что пальцем не тронул «эту девку».
- Так все ж знают, что дочь кузнеца убили! Криков-то сколько было.
- Значок твой? – спросил Парфенов, - Что так перепугался, когда я тебе его дал?
- Может и мой. Вы сами говорите – они все похожие. И испугался, потому что слыхал, будто его у тела нашли. Я как чувствовал, что вы на меня подумаете. А я не виноват, не убивал я ее!
- Убил! – заорал на него Парфенов, хватаясь за кобуру, - Признавайся, сука, или я тебя прямо здесь расстреляю нахрен, без суда и следствия!
Белкин повалился на колени и расплакался, как ребенок. На него было жутко смотреть. Меднек в тревоге сжал плечо сидящего рядом капитана, но тот не реагировал, догадываясь, что слова политрука не больше, чем угроза и попытка напролом добиться признания.
- Не виноват я… - всхлипывал солдат, - Не губите… Богом клянусь, не убивал.
- Ах ты еще и верующий? - презрительно сплюнул Парфенов, - Будь моя воля, я бы тебя не то что расстрелял, а местным бабам отдал на растерзание. Да неприятностей по службе не хочу из-за такого дерьма, как ты. Под трибунал пойдешь, по законам военного времени.
Капитан Никитин подошел к двери, распахнул ее и крикнул:
- Старшина Егоров! Выбери-ка еще двоих и идите сюда, - указав на скрюченную фигуру на полу посреди комнаты, он добавил, - Взять это… этого под арест! Пусть пока в подполе сидит. И выбери для караула кого понадежнее, не из дружков этого Белкина.
- Слушаюсь, товарищ капитан.
Солдаты грубо подняли Белкина с пола. Он, казалось, смирился со своей участью, и не пытался ни оправдываться, ни сопротивляться. Висел на руках бывших товарищей, как мешок.
Белкина уволокли. Лейтенант Парфенов, раскрасневшийся и взвинченный, налил себе в стакан воды и принялся пить большими глотками, задевая зубами стекло.
- Знаете, - произнес он, поставив пустой стакан на стол, - Я ведь это… Никогда раньше, вот так… Никогда не…
- Успокойся, Олег, - мягко сказал ему Никитин, - Ты сделал все, что требовалось – выявил подозреваемого. Судить его и выносить приговор будут другие, тебе не придется брать на себя эту ответственность.
- Спасибо, что так быстро нашли убийцу, - хрипло сказал Меднек. Это были его первые слова с начала разбирательства, - И что не стали его оправдывать и покрывать. Зло должно быть наказано, кто бы его ни совершил…
- Да, кстати, - лейтенант Парфенов немного успокоился и, казалось, только сейчас заметил старосту, - От вас я попрошу имена и фамилии тех местных мужчин, которые утром напали на наших солдат и пытались отобрать у них оружие.
Староста в растерянности посмотрел на капитана, как бы ожидая поддержки, но тот только пожал плечами, погруженный в собственные мысли.
- Но они ведь не знали, кто из солдат виновен, - попытался убедить Парфенова староста, - Да, погорячились. Но поставьте себя на их место…
- Имена и фамилии, - твердо повторил политрук, достав блокнот, - Ничего им не будет. Но если они повторно выкинут что-то подобное…
- Не выкинут, - пообещал староста, - Все же закончилось, убийца под стражей. Чего им теперь буянить…
Но три фамилии все-таки оказались записаны в блокнот лейтенанта.
СКАЧАТЬ: 