Алексей Гришин
На темной стороне Луны
С уважением к Роберту Хайнлайну и его циклу «лунных» рассказов.
На Луне всегда одна и та же погода. Здесь нет ветра, нет облаков. Никогда не бывает дождя, что мог бы смочить сухую и холодную пыль, покрывающую всю поверхность спутника. Да, половина поверхности всегда под ярким солнечным светом, половина скрывается в тени. Но для человека, с тех самых пор, как он впервые ступил на Луну в 1969, это не имеет большого значения. Для человека погода на Луне всегда одинакова – смертельно опасная. Пустая безжизненная Луна, кажущаяся таким тихим и спокойным местом, не ведающая ни ураганов, ни землетрясений (тут их назвали бы лунотрясениями), ни извержений вулканов или цунами, тем не менее прилагает все имеющиеся в ее распоряжении силы, чтобы убить двуногих существ, ползающих по ней, словно блохи по собаке.
Прежде чем рассказать о небольшом происшествии, участником которого мне довелось оказаться несколько лет назад, я хочу, чтобы вы поняли – попасть в опасное приключение на Луне – совсем не то же самое, что на Земле. В большинстве случаев вам не помогут навыки выживания, благодаря которым вы могли бы годами ждать спасения на необитаемом острове. Не спасет физическая сила. Не придет на помощь пожарная команда, спасатели или спецназ. Кому-то покажется это пустой тратой времени на повторение школьной программы, но я все же напомню – на Луне, чтоб ей пусто было, нет атмосферы. От слова «совсем». Почти такой же вакуум, как в космическом пространстве, со всеми вытекающими из этого последствиями. Но во время космических полетов или вахты на орбитальных станциях космонавты находятся в прочных стальных капсулах, специально разработанных для этих условий и напичканных приборами и устройствами, призванными не допустить разгерметизации, предупредить о ней и ликвидировать. Кроме того, они профессионалы, натренированные и психологически готовые к внештатным ситуациям.
Мы же, простые служащие горнодобывающих компаний, работяги-бурильщики и прочий персонал, вынуждены довольствоваться тем, что имеем. А имеем мы многокилометровую сеть шахт и штолен, пронизывающих верхний слой поверхности Луны и уходящих иногда на километры вглубь и в стороны от основной базы. И если Центральная, как мы ее называем, относительно безопасное сооружение, сравнимое по техническому оснащению с пресловутыми орбитальными станциями, то отдаленные бурильные установки, шахты, перерабатывающие заводы, склады, соединяющие их туннели и помещения отнюдь не могут похвастать сходством с космическим кораблем. Конечно, везде есть шлюзы, делящие туннели на отсеки, датчики давления воздуха и аварийные комплекты скафандров и баллонов с воздухом, но не более того. Стены, отделяющие рабочих от смерти – обычный серый лунный камень, достаточно прочный, но, зачастую, непредсказуемый. В нем могут образовываться трещины, пустоты. И в один прекрасный момент – пшшшшш, воздух начинает улетучиваться. Звучит сигнал тревоги, рабочие бросают все и бегут к ближайшему шлюзу или аварийному комплекту. Даже если весь доход от добытого на Луне гелия-3 тратить на металл для строительства сплошных герметичных туннелей и помещений, доставка этого металла с Земли сделает его цену поистине равной золоту. К счастью, на Луне есть залежи титана и алюминия, хотя бы частично покрывающие нужду в прочных строительных материалах.
Добывать гелий-3, а параллельно с ним титан и алюминий, начали на Луне в 2042 году. За десять лет, прошедших с тех пор, на предприятиях одной лишь корпорации «Аврора» нашли свою гибель 68 человек. Причина смерти 65 из них –– разгерметизация, сухой технический термин, не дающий полного представления о том, что происходит с живым человеком в космическом вакууме. Двое погибли от производственных травм. Один покончил с собой – вскоре после того, как увидел тела друзей, погибших при очередной крупной аварии, и осознал, что в любой момент может превратиться в нечто подобное.
Но вообще-то, бурильщики народ устойчивый. Суровые хладнокровные люди, не любящие давать волю воображению и переживать из-за того, что не в силах изменить. Большинство привыкли к риску и опасности, и воспринимают их как неотъемлемую часть работы. За которую, как-никак, платят огромные деньги. Год каторжного труда на Луне – и ты обеспечен на десять лет вперед. Если выживешь, конечно.
Для служащих европейских и американских корпораций установлен лимит – один год. Я слышал, китайцы работают на Луне по два года и даже больше. Но китайцев, простите мой черный юмор, и самих больше. Некоторые из них умирают после возвращения на Землю. Другие знают, что умрут, и зарабатывают деньги для детей и внуков. Низкая лунная гравитация, которая, казалось бы, делает пребывание на спутнике Земли приятным, а работу – более эффективной, тоже способна убивать. Не так быстро и мучительно, как вакуум и холод, но в этом-то и опасность – человек быстро привыкает к легкости и не замечает, как атрофируются мышцы. Как говорится: чем не пользуешься – то теряешь. И никакие тренажеры и насыщенная белком пища тут не помогут, если, конечно, не посвящать занятиям на тренажерах большую часть дня.
Вообще-то, проблемы со здоровьем начинаются не из-за воздействия низкой гравитации, а после возвращения к обычной земной силе тяжести. Оставшись на Луне навсегда, человек может прожить даже дольше, чем ему уготовано судьбой на Земле. Но я пока не слышал о желающих поселиться тут на всю жизнь, даже о больных людях, дни которых на Земле сочтены. Здесь попросту уныло и скучно, если ты не занят работой. А единственная работа – добыча полезных ископаемых. Либо как у меня, но таких должностей раз-два и обчелся. Может, когда-нибудь в будущем на Луне возникнут настоящие города, санатории, частные поселения. Тогда и появятся настоящие лунные жители, в том числе рожденные здесь. Пока же мы со своими бурами лишь обгрызаем этот безжизненный серый шарик, как муравьи – огромный кусок сахара.
***
Это случилось в самом начале моего первого срока на Луне. Я едва успел освоиться на Центральной и привыкнуть к низкой гравитации, только-только перестал спотыкаться и падать, учась передвигаться длинными лунными шагами-прыжками. К счастью, большую часть времени работать мне предстояло в кабинете на Центральной. Но иногда, как мне вскоре пришлось узнать, приходится выезжать непосредственно на буровые платформы, если там, например, рабочий получает травму, слишком тяжелую, чтобы транспортировать его на Центральную, или слишком легкую, чтобы надолго отрывать от работы. Разве я не сказал? Я не бурильщик, а врач. Шахтеры могут сами заполнять рабочие табели, сами варить себе обед, сами убираться в своих общежитиях, но вот наложить гипс на сломанную руку или провести операцию по удалению воспалившегося аппендицита – увы, не обучены. Так что «Аврора» вынуждена ввозить на Луну специалистов, которые большую часть времени заслуженно носят прозвище «мертвый груз», но в редкие моменты способны спасти чью-нибудь жизнь и здоровье, избавив компанию от немалых страховых выплат. Кроме меня на Центральной работали еще два врача и три помощника-санитара, но на постоянном дежурстве находился лишь один врач с помощником.
В тот день в госпитале на Центральной было пусто; немногочисленные больные, в основном с пищевыми отравлениями, предпочитали отлеживаться в общежитии. Я откровенно скучал, то перебирая бумажки на столе, то перебрасываясь парой фраз с молодым санитаром по фамилии Вудворт. Парень не блистал интеллектом, так что полноценной беседы не получалось. Кроме того, он был трусоват и нерешителен, боялся начальства, крови и покидать относительную безопасность Центральной. Но выбирать не приходилось, и со своими прямыми обязанностями Вудворт худо-бедно справлялся.
Вызов поступил с буровой «Надежда-4» когда я уже тешил себя надеждой (пардон за каламбур), что смена пройдет без происшествий. К счастью, ничего серьезного – поверхностная, не угрожающая жизни травма. Но вызов есть вызов, поэтому я положил трубку и окликнул Вудворта:
– Ватсон, игра началась!
Санитар уставился на меня стеклянными глазами, но не стал переспрашивать и подхватил мой чемоданчик с инструментами и лекарствами.
***
У массивной титановой двери шлюза, ведущего в рабочую зону, нас встретил смуглый и чернявый бригадир «Надежды-4», Роберто Ди Мейо.
– Здорово, док, – поприветствовал он меня, – Уж извините, что вам пришлось тащиться сюда. Но не отправлять же одного болвана на Центральную из-за царапины.
Я кивнул в ответ и загнал двухместную машинку, поразительно похожую на обычную тележку для гольфа, в специально вырубленную в скале нишу сбоку от шлюза. Там уже стоял приземистый трехосный вездеход бурильщиков, на котором бригада выезжала на работу и возвращалась. Темный вспомогательный туннель, по которому мы добирались до «Надежды-4» был герметичен и заполнен пригодным для дыхания воздухом, но всю дорогу меня не покидала мысль о том, что толща камня, отделяющая нас от вакуума, может оказаться совсем не такой толстой и прочной, как полагают пробурившие этот туннель рабочие. А в случае утечки воздуха мы не успеем ни добраться до буровой платформы, ни вернуться обратно. Вудворт, похоже, размышлял о том же; краем глаза я заметил, как он нервно оглядывается по сторонам, оценивая пройденное и оставшееся расстояние.
Миновав шлюз, мы, следом за Ди Мейо, оказались в рабочей зоне. Здесь продолжался все тот же туннель, но его заливал яркий свет потолочных светильников. По стенам змеились бесчисленные кабели, провода и трубы. Воздух разгоняли лопасти огромных вентиляторов. Издалека доносился приглушенный рокот техники и конвейеров, отделенных от нас как минимум еще парой шлюзов. За титановыми дверями по обе стороны туннеля находились, как я предположил, различные вспомогательные и технические помещения. Должны же рабочие где-то отдыхать, принимать пищу и мыться в перерывах между сменами. Мы прошли через ближайшую к шлюзу дверь и оказались в одной из комнат для отдыха. Стены здесь были из сваренных между собой алюминиевых панелей, а благодаря хорошему освещению, мебели из пластика «под дерево» и развешанным повсюду картинкам, вырезанным из эротических журналов, создавалось ощущение своеобразного уюта. На обеденном столе стояли огромные кружки с забавными рисунками и надписями, а в дальнем конце помещения, между верхними койками, тянулась веревка, на которой сушились чьи-то подштанники.
Пациент ожидал меня, сидя на койке. Крупный и коренастый, как медведь, с короткой стрижкой и мускулистыми, как у всех бурильщиков, руками. Одной из них он прижимал к щеке комок из бинтов, уже пропитавшийся кровью.
– Так, что тут у нас? – осведомился я.
– Задело отлетевшим осколком коронки, – пробурчал раненый. Говорил он с заметным акцентом, но сперва я решил, что голос звучит так из-за травмы.
Я весьма отдаленно представлял, что такое коронка и каким образом от нее могут отлетать осколки, но не стал вникать в технические подробности. Моей обязанностью было оказать рабочему первую помощь, чем я и занялся. Это не потребовало много времени; рана хоть и сильно кровоточила, но была неглубокой и неопасной. Я промыл ее дезинфицирующим раствором и скрепил края хирургическим степплером, закрыв сверху пластырем. С такой задачей справился бы и санитар.
– Похоже, мне останется «железная дорога» на память? – спросил бурильщик.
– Скажи спасибо, что осколок не угодил парой дюймов выше, – ответил я, – Иначе на память осталась бы пустая глазница.
– Да я ничего, док, никаких проблем. Спасибо, что заштопали.
– Когда он сможет вернуться к работе? – спросил ожидавший неподалеку Ди Мейо.
Я вопросительно взглянул на пострадавшего.
– Хоть сейчас, – сказал тот.
– Не торопись, – я положил руку на плечо начавшего вставать бурильщика, – Нам еще надо заполнить кое-какие бумажки.
Вудворт, скучавший у двери, пока я обрабатывал рану рабочего, оживился. Бумажная работа его никогда не пугала.
– Как зовут? – задал я вопрос, готовясь заполнять бланк на экране планшета.
– Эндрю Никонофф, – отозвался он.
«Так вот что за акцент», подумал я, и решил попытать удачу.
– Какими судьбами занесло сюда, земляк? – спросил я по-русски.
Бурильщик удивленно взглянул на меня, и тут же ответил на чистом русском языке:
– Наверное, теми же, что и вас, док – погоня за длинным рублем.
Тут он был прав; «Аврора» платила лучше, чем большинство других компаний, как частных, так и государственных. Поэтому среди ее работников можно было увидеть вкалывающих бок о бок русского, немца и поляка, прямо как в классических притчах, называемых анекдотами.
– Так мне писать «Эндрю» или…? – я вопросительно постучал стилусом по экрану планшета.
– Пишите: Андрей Никонов.
– Откуда ты, Андрей?
– Из Благовещенска. А вы, док?
– Питерские мы.
Я заметил, как переглядываются Вудворт и Ди Мейо, и понял, что не очень-то вежливо продолжать разговор на непонятном для них русском. В тот самый момент, когда я открыл рот, чтобы сказать им: мол, встретил на Луне земляка, каменный пол под ногами ощутимо вздрогнул и помещение погрузилось в непроглядную тьму. Не успел я испугаться, как зажглись лампы аварийного освещения. В их тусклом красноватом свете я увидел слегка обеспокоенные лица бурильщиков и искаженную ужасом физиономию Вудворта.
– Ч-ч-что с-случилось?! – заикаясь, воскликнул санитар, – Почему погас с-с-свет?!
Я пожал плечами, ожидая объяснений от здешних работников. Они не паниковали – уже неплохо.
– Я проверю, что происходит снаружи, – сказал Ди Мейо, – Оставайтесь на месте и ждите.
– Такое иногда случается, – сказал Никонов, но голос его звучал не слишком уверенно, – Что-то с электропитанием, может быть…
– А толчок, что был перед тем, как погас свет? – тихо спросил я по-русски, – Такое тоже «иногда случается»?
Никонов не ответил. Бригадир тем временем подошел к герметичной двери и внимательно осмотрел датчик давления.
– Всегда проверяйте датчик, прежде чем войти или выйти, – напомнил он нам, не оборачиваясь. Хотя я приобрел эту привычку раньше, чем научился ходить при лунной силе тяжести.
Секунду или две Ди Мейо в сомненьях смотрел на циферблат датчика, даже постучал по нему ногтем, затем все же повернул запорный рычаг. Раздалось тихое шипение, с которым выравнивалось давление по ту и по эту стороны от двери. Я точно помнил, что, когда мы входили сюда – никакого шипения не было слышно. Бригадир вышел в коридор, закрыв за собой дверь.
– М-мы не можем просто так с-сидеть и… – начал Вудворт, но я оборвал его:
– Можем. И будем. Здесь командует бригадир буровой платформы. Когда он скажет, что опасность миновала – мы выйдем.
Никонов кивнул с ободрением.
Вдруг мы ощутили новый толчок, не такой сильный, как первый, но сопровождающийся отчетливо слышным грохотом падающих камней. И этот грохот, как мне показалось, раздавался чуть ли не по ту сторону двери. Когда шум затих, первым моим стремлением было выбежать в коридор, на помощь Ди Мейо или другим людям, что могли пострадать при обвале. Но я вовремя вспомнил про датчик давления. Стрелка все еще была в безопасной зоне, но, пока я глядел на нее, дрогнула и поползла по циферблату, медленно, но неотвратимо приближаясь к красной отметке. Я в нерешительности взялся за рычаг, чувствуя затылком взгляды Вудворта и Никонова.
– Док, может, не стоит? – сказал Никонов.
– Сам не хочу, – ответил я, – Но там остался Ди Мейо и, возможно, кто-то еще нуждается в помощи.
Я так и не успел принять решение. Рычаг повернулся сам, когда дверь отперли с той стороны. Она резко распахнулась, уже не с шипением, а с громким хлопком. Ди Мейо, тяжело дыша, весь в пыли и с округлившимися глазами, ввалился внутрь и тут же схватился за рычаг двери. Один он бы не справился; только совместными усилиями нам удалось притянуть дверь к косяку и запереть ее. Стрелка на датчике продолжала отклоняться влево.
Бригадир сел на пол, прислонясь спиной к стене. Немного отдышавшись, он обвел нас безумным взглядом.
– Похоже, мы влипли, amigos, – произнес он, махнув рукой в ту сторону, откуда раньше я слышал шум строительной техники, – Туннель обрушился. Я едва не попал под завал.
– Из-за лунотрясения? – спросил я. Странно, но слова Ди Мейо не вызвали во мне ужаса и паники. Наверное, потому, что я не видел произошедшее собственными глазами и не очень хорошо представлял последствия. В тот момент я ощущал лишь тревогу, словно опаздывал на важную встречу или на поезд.
– Не знаю, но первый толчок больше походил на взрыв. Один резкий удар, и все. А потом свод туннеля просто не выдержал и начал осыпаться. Теперь вся наша бригада осталась по ту сторону завала, а мы – тут.
– Так, а что с туннелем, ведущим к Центральной? – спросил я, – С тем, по которому мы приехали?
– До ближайшего шлюза он еще цел, – ответил Ди Мейо, – Что дальше – бог его знает…
Я скорее почувствовал, чем увидел, как кто-то подскочил к двери за моей спиной и вцепился в рычаг запора.
– Нам нужно убираться отсюда, пока еще можем! – закричал Вудворт, уже не заикаясь.
Мы с Ди Мейо, разом покрывшись холодным потом, набросились на санитара, не без труда оторвали его руки от рычага двери и отбросили Вудворта назад. Тут подоспел Никонов и сграбастал паникера в свои медвежьи объятия.
– Успокойся! – рявкнул я.
– Не подходи к двери, приятель, – предупредил Вудворта Ди Мейо, – Иначе мне придется тебя вырубить!
– Но… но… – Вудворт извивался в захвате Никонова, словно червяк, пока не понял, что это бесполезно, – Но мы же должны вернуться, иначе погибнем!
– Мы думаем над этим, – отрезал я, – Вколоть тебе успокаивающее или обойдемся без крайних мер?
Вудворт сокрушенно помотал головой и сел на койку.
Тут и правда было над чем подумать. Я не слишком беспокоился за судьбу бригады бурильщиков, зная, что «на передовой» они работают в скафандрах. У них была техника и инструменты, позволяющие расчистить завалы, и запасы воздуха в баллонах. В крайнем случае, они могли пробиться наружу и добраться к Центральной по поверхности Луны. А вот наше положение вызывало опасения. Здесь не было запасных скафандров, поскольку помещения считались безопасными. И действительно, они выдержали тот неведомый взрыв или толчок, не потеряв герметичности. Мы могли оставаться тут некоторое время, в ожидании помощи, вот только когда она придет? Если авария была столь серьезной, что на «Надежде-4» не выдержал и обрушился свод туннеля, то на других буровых платформах и даже на Центральной могли возникнуть собственные нешуточные проблемы. Им сейчас просто-напросто не до нас. Даже если бы они знали, что четыре человека остались тут и все еще живы. А они знают?
– Мы можем связаться с Центральной? – спросил я у Ди Мейо.
– Если отрубилась подача электроэнергии, то, скорее всего, нет и связи, – ответил он.
Проверка коммуникатора подтвердила его предположения; на экране ничего, кроме помех.
– Сколько у нас времени? – задал я следующий вопрос.
– Воздуха-то хватит надолго, если не возникнет утечка. Проблема в другом. Вместе с электричеством и связью вырубилось отопление. Если там, – Ди Мейо ткнул пальцем в сторону двери, – уже морозильник, как на поверхности, то и наша комната будет быстро терять тепло.
– Насколько быстро?
Бурильщик пожал плечами.
– Несколько часов, может быть. А может, меньше. Я никогда раньше не оказывался в подобных ситуациях, но знаю, что теплоизоляции на стенах этих помещений нет совсем. Температура поддерживалась только за счет электронагревателей. Мы можем отступить во вторую комнату отдыха или душевую, закрыть соединяющие их двери – это даст нам еще немного времени.
Раньше, пока я занимался обработкой раны Никонова, у меня не было возможности как следует осмотреться, и о соседних помещениях я мог лишь догадываться по наличию дверей, ведущих из первой комнаты. Впрочем, хватило пары минут, чтобы наверстать упущенное. Одна из дверей открывалась в компактную душевую, совмещенную с санузлом, вторая – в копию первого помещения, где стояли еще две двухъярусные койки, стол, несколько стульев и шкафчики для одежды. Оттуда также имелся отдельный вход в душевую. Итого, в нашем распоряжении имелось три герметичные комнатушки, каждая из которых была связана с двумя другими, но выход в основной туннель был только из первой. Выход был обычный, без шлюзовой камеры – та самая дверь, которую мы с Ди Мейо едва закрыли, преодолевая разницу давлений воздуха.
– В случае крайней нужды, – заметил Никонов, словно прочитав мои мысли, – первую комнату можно использовать, как шлюз, если придет помощь. Или… если мы попытаемся выбраться самостоятельно.
– А есть такой вариант? – удивился я.
– Мы могли бы попробовать добраться до вездехода – там есть запасные скафандры, да и сам он герметичен. До него же рукой подать.
Я вспомнил шестиколесную громадину, которую мы миновали, прежде чем войти в шлюз. Да, выглядел этот вездеход, спроектированный и предназначенный для лунных условий, надежно, и вряд ли пострадал после толчка, вызвавшего обрушение туннеля. Но какое расстояние отделяет нас от него? Я задумчиво потер рукой подбородок, мысленно преодолевая путь от нашего помещения до шлюза. Мне кажется, на этот отрезок пути мы потратили не больше минуты, идя обычным шагом. Бегом можно уложиться в полминуты, даже быстрее. Потом, правда, какое-то время потребуется на то, чтобы открыть и закрыть дверь шлюза, включить подачу воздуха… Если туннель по ту сторону шлюза цел, то мытарства кончились. А если нет? Тогда, еще один отрезок пути до вездехода, шагов двадцать. По сравнению с основной частью пути – мелочи.
– Эндрю, не неси чушь, – заметил Ди Мейо, – Вездеход с тем же успехом может находиться на другой стороне Луны. Человек не может ходить в вакууме без защиты, – тут он перехватил мой взгляд, – Или… может? Док, как ваше мнение, как специалиста? Каковы возможности человеческого тела?
Я едва удержался от шутки, мол, тело-то человеческое может пребывать в безвоздушном пространстве практически вечно, чего не скажешь о живом человеке.
– Сложно сказать. Эксперименты такого рода по понятным причинам не проводились, можно судить лишь по отдельным случаям, когда люди выживали, или наоборот, не выживали, при разгерметизации. Но, думаю, стоит обсудить эту возможность, разработать план.
– Скажите, что вы не всерьез! – воскликнул Вудворт.
– В чем проблема, парень? – осадил его Никонов, – Ты несколько минут назад сам мечтал выскочить наружу без скафандра.
– Не нравится мне эта идея, – пробормотал Ди Мейо.
– Я могу предположить, какие проблемы и опасности ждут человека, решившего прогуляться по Луне без защиты, – сказал я, – А также, какие травмы и повреждения получит его тело, прежде чем человек погибнет. А дальше уж вы сами решайте – стоит ли идти на такой риск. Вы уверены, что хотите об этом услышать?
Никонов и Ди Мейо молча кивнули, Вудворт так же молча помотал головой. Что ж, двое против одного. Я сделал паузу, собираясь с мыслями. На первый взгляд и с учетом того, что я рассказывал о причинах гибели людей на Луне, выйти без скафандра в безвоздушное пространство, при температуре, которая на темной стороне спутника не превышает -170 градусов, кажется чистым безумием и стопроцентным самоубийством. Но с другой стороны, я понимал, что к мгновенной смерти это, скорее всего, не приведет. Все упирается в вопрос: насколько длительным будет пребывание снаружи.
– Итак, у нас есть несколько факторов, воздействующих на организм человека, – спокойным тоном, словно на лекции, начал я, – Скажем прямо – смертельно воздействующих. Для начала, это отсутствие воздуха для дыхания. Но, думаю, это наименьшая из проблем. Даже неподготовленный человек вполне может задержать дыхание на минуту или больше. А смерть наступает лишь через несколько минут после потери сознания. Гораздо более серьезную угрозу представляет собой разница давлений и холод.
– Вот об этом поподробней, док, – вставил Никонов.
– В обычных условиях, давление воздуха в легких и крови на стенки сосудов компенсируются атмосферным давлением. В вакууме или при очень разряженной атмосфере внутреннее давление сдерживается лишь за счет прочности и эластичности тканей организма, но это не может продолжаться слишком долго.
– Сколько? – хмуро спросил Ди Мейо.
Я пожал плечами.
– Полагаю, это зависит от возможностей и выносливости конкретного человека. Несколько секунд, полминуты, минута… кто знает?
– А потом? Человек взрывается, как воздушный шарик? – с поразительной непосредственностью спросил Никонов. Я заметил, как вздрогнул Вудворт.
– Нет, конечно, ответил я, – Такое бывает только в старых фантастических фильмах и комиксах. Но разница давлений быстро приведет к образованию пузырьков воздуха в крови. Водолазам это явление известно под названием «кессонная болезнь». Возможны внутренние травмы легких, мозга, других органов. Закупорка и разрывы мелких сосудов…
– М-да, перспектива безрадостная, – протянул Ди Мейо, – Ну, валяйте дальше, док. Что там остается? Холод?
– Да, холод, – кивнул я, – но его воздействие в вакууме не совсем такое, как на Земле. Вообще-то вакуум отличный теплоизолятор. Но в нем с поверхности тела, и особенно слизистых оболочек дыхательных путей, будет очень быстро испаряться влага. Легкие просто-напросто высохнут. И глаза тоже. Это произойдет не мгновенно, но насколько быстро – я не берусь судить.
– Постойте, док. Если вакуум не проводит тепло – то, может, нам не грозит опасность замерзнуть, если мы останемся здесь? – спросил Никонов.
– Боюсь, что грозит, – развеял Ди Мейо его надежды, взглянув на датчик у двери, – Давление снаружи не нулевое, просто очень низкое. Это не идеальный чистый вакуум, в нем присутствуют молекулы воздуха, так что теплообмен продолжается.
– Тем хуже, – заметил я, – Значит, мы имеем нехватку воздуха для дыхания, разницу давлений и холод. Каждый из этих факторов может убить человека или вынудить его потерять сознание… ну, допустим, за минуту. Все вместе и одновременно… гм, даже боюсь предположить.
– Давайте лучше подумаем о возможной защите от всего этого, – сказал Никонов.
– Да какая тут может быть защита! – не выдержал молчавший все это время Вудворт, – Без скафандров мы обречены! Если кто-то выйдет за дверь – он не спасет остальных, а просто погибнет первым! Это безумная затея!
Я положил руку ему на плечо и попытался придать своему голосу как можно более спокойный и в то же время серьезный тон.
– Послушай, Вудворт. Мы оказались в очень опасной ситуации и, возможно, придется подвергнуться еще большей опасности, прежде чем мы из нее выкрутимся. Если помощь не придет в ближайший час-два, нам самим придется что-то предпринять. С этим ничего не поделать. Смирись, сохраняй спокойствие и готовься делать то, что потребуется.
– Или хотя бы не мешай! – добавил Ди Мейо, – Ты что, думаешь, кому-то из нас хочется лезть наружу без скафандра? Но мы не истерим.
Вудворт затих. До следующего раза, я полагаю.
– Кстати, – заметил Никонов, – Пора бы уже решить, кто будет тем смельчаком, что попытается добраться до вездехода.
В комнате повисла мертвая тишина, которую, наконец, нарушил голос того же русского шахтера:
– Предлагаю свою кандидатуру.
– Стоит обсудить… – начал было я.
– Тут и обсуждать нечего, – прервал меня Никонов, – Ваш парень не в счет, он сейчас-то трясется, как заяц. А вы, док, уж простите, не в том возрасте и физической форме. Роберто не должен рисковать, его знания и опыт потребуются, когда мы доберемся до вездехода и скафандров. А я? Я просто наемник для грязной и опасной работы, и меня не пугает небольшая пробежка в вакууме.
Я внимательно посмотрел ему в глаза и не увидел там страха или сомнений. Никонов был невозмутим и спокоен, словно вызвался помыть посуду после обеда. Но, на мой взгляд, он несколько погрешил против истины, считая себя единственным и незаменимым кандидатом. Бригадир Ди Мейо был столь же молод и силен, и его опыт лунного шахтера не играет большой роли. Когда потребуется облачиться в скафандры или привести в движение вездеход, мы вполне могли бы обойтись без него. Тут я поймал себя на том, что, как и Никонов, заранее списываю со счетов того, кто побежит к вездеходу. Как ни страшно было это признать, но рискнувший ради спасения остальных и правда мог погибнуть. Если не сразу, то позже, от полученных травм. Но еще страшнее была мысль о том, что человек может просто-напросто не добежать. Упасть замертво на полпути, у двери шлюза или даже у самого люка вездехода. Или добраться до вездехода, но не суметь надеть скафандр и вернуться. Могло произойти все, что угодно, и любой сбой грозил гибелью всем нам.
Я перевел вопросительный взгляд на Ди Мейо. Как-никак, Никонов был его подчиненным. Бригадир сглотнул, отвел глаза и с трудом выдавил:
– Да, я думаю, Эндрю прав… Если кто-то должен…
«…пожертвовать собой» добавил я про себя.
Между тем, в помещении заметно похолодало. Мне показалось, что уже заметен пар от дыхания. Дальше медлить было нельзя.
– Вудворт, обыщи шкафчики и тащи сюда всю одежду, какую только найдешь, – распорядился я, решив занять парня хоть какой-то деятельностью, чтобы не ныл и не портил настроение, – Даже если найдешь один грязный носок. Любую тряпку. Ди Мейо – поищи и собери то, что еще может пригодиться.
– Типа клейкой ленты? – предложил бригадир, – У нас ее хватает.
– Да! Отличная идея, – согласился я, – Все несите сюда, на стол. А с тобой, Андрей, мы по-быстрому прогоняем наш план, шаг за шагом.
Никонов кивнул.
– Итак, – я загнул указательный палец, – по мере возможности подготовив тебя к выходу, мы трое отступаем в смежную комнату и запираемся. После этого, ты открываешь дверь в туннель. Берегись – под давлением воздуха она распахнется с такой силой, что может вывихнуть руку, если будешь продолжать держаться за рычаг. К сожалению, воздух мы потеряем безвозвратно, перекачать его куда-либо нет возможности.
– Дальше, док.
Я загнул второй палец.
– Не теряя ни секунды времени, ты бежишь к двери шлюза, ведущего из рабочей зоны в транспортный туннель. Зрение может быстро ухудшиться, но, думаю, ты найдешь ее даже на ощупь. Открываешь дверь шлюза, потом закрываешь за собой и тут же включаешь подачу воздуха в шлюз. Это, пожалуй, самый сложный этап – нужно будет работать руками, поворачивать эти чертовы рычаги, жать на кнопки.
– Я справлюсь, – сказал Никонов.
– Хорошо бы, – кивнул я, загибая третий палец, – В шлюзе у тебя будет передышка. Затем, не тратя времени на откачку воздуха, открываешь противоположную дверь – помни, ее тоже может распахнуть давлением, если туннель по ту сторону шлюза поврежден. Оставляешь дверь открытой. Теперь пробежка к вездеходу. Открываешь его люк, влезаешь в шлюз, закрываешься, врубаешь подачу воздуха – все, ты, можно сказать, вне опасности.
– Одеваю скафандр, беру еще три в охапку и возвращаюсь за вами, – закончил Никонов.
– Да, главное доставить все три скафандра, – сказал я, загибая мизинец, – Мы лишь один раз сможем использовать душевую в качестве шлюза. После этого, запасных помещений, заполненных воздухом, в нашем распоряжении не останется. Если кому-то не хватит скафандра – этот человек погибнет. Мы должны провернуть все за один раз, за одну ходку. И тогда, – я загнул последний палец и слегка стукнул кулаком по столу, – мы будем спасены!
Несмотря на приподнятый тон, которым я произнес последнюю фразу, на душе у меня кошки скреблись. Чем больше мы обсуждали план нашего спасения, тем менее неосуществимой казалась мне эта затея. Да, я был уверен, что какое-то время человек способен выжить в космическом вакууме. Но Никонову предстояло не просто выживать, а быстро двигаться, открывать и закрывать за собой двери, выполнять другие действия. Что, если он споткнется и не сможет подняться? Что, если у него не получится нажать на кнопку или повернуть рычаг двери пальцами, потерявшими чувствительность? Что, если он ослабнет настолько, что не сможет вернуться даже в скафандре? Тогда, мы все умрем – вот что.
Вудворт и Ди Мейо тем временем вывалили на стол кучу собранного им барахла. Тут было несколько пар хлопчатобумажного белья, которое работяги носили еще в позапрошлом веке и носят под спецодеждой поныне; ну, вы знаете, такие тонкие облегающие комбинезоны. Еще пара грязных футболок и те самые подштанники, что сушились на веревке. Но меня больше заинтересовали несколько больших мотков клейкой ленты, принесенных бригадиром. Это был хороший прочный и эластичный материал, которому можно найти сотню различных применений. Такой лентой можно запросто загерметизировать небольшую прореху в скафандре, но, бьюсь об заклад, использовать скотч вместо скафандра до нас никто не пытался. Кроме ленты Ди Мейо принес продолговатый тюбик с узким носиком.
– Это что?
– Силиконовая смазка.
Я недоуменно поднял бровь.
– Для инструментов и буров, – уточнил Ди Мейо.
– Отлично! – воскликнул я, – Смазка уменьшит испарение воды с поверхности кожи. Жаль, что ее так мало. Но можно нанести хотя бы на лицо и руки.
Никонов выдавил немного смазки, растер между пальцами, понюхал. Затем, провел пальцем по щеке. Вещество напоминало густой прозрачный гель и оставляло на коже блестящую пленку.
– Хорошая идея, – согласился он, – Если выживем – запатентуем защитный крем для рук и лица на основе смазки для буров. Все будем в доле.
Кто-то хихикнул, и я с удивлением понял, что это был Вудворт. Похоже, занявшись делом, он отвлекся от своих переживаний и успокоился. Что ж, нам всем не помешало бы отвлечься и успокоиться, но время поджимало. В помещении стало откровенно холодно, у меня мерзли руки и уши. Пар от дыхания уже валил изо рта, словно из кипящего чайника. Представляю, насколько холодно было по ту сторону двери.
– За дело! – сказал я.
Мы окружили Никонова, словно муравьи, влекущие пойманного жука в муравейник, и принялись подавать ему один предмет одежды за другим. Первым делом, он снял спецовку и натянул на себя исподние комбинезоны, один на другой, по мере возрастания их размеров. Затем футболки и прочую одежду, которую удалось найти, и которая налезла на его мускулистое тело. В конце концов он с некоторым трудом облачился в спецовку, которая теперь едва застегивалась. Ди Мейо предложил Никонову свою куртку, но она уже не налезла, чего уж говорить про наши с Вудвортом вещи.
На руки, предварительно густо смазав их гелем из тюбика, шахтер надел три пары хирургических перчаток из моего медицинского чемоданчика. После этого наступил черед клейкой ленты. Мы стали обматывать туловище и конечности Никонова поверх одежды, начав с наиболее уязвимых мест – локтевых и коленных сгибов, паха, шеи. Тут важно было не переборщить и не превратить человека в недвижимую мумию, и в то же время оставить минимум незащищенной кожи. Время от времени, Никонов пробовал согнуть руки и ноги, слегка приседал, убеждаясь в том, что движения не слишком стеснены.
Труднее всего было с головой и лицом. Жаль, что шахтеры не пользовались чем-то вроде лыжных шапок-балаклав. Но мы вышли из положения, натянув Никонову на голову несколько пластиковых пакетов с прослойкой между ними из тряпок и силиконовой смазки. Конечно, пришлось проткнуть в них отверстия напротив глаз и рта.
Наконец, все было готово. У нас еще оставались мотки клейкой ленты и кое-что из одежды, но мы боялись, что еще один слой принесет больше вреда, чем пользы; Никонову и так было нелегко двигаться. Теперь, я передал руководство Ди Мейо.
– Так, мы трое выходим во вторую комнату и задраиваем дверь, – распорядился бригадир, – Дверь в душевую тоже должна быть закрыта. Ты, Эндрю, дай нам полминуты или около того. Только после этого открывай дверь наружу. Помни, о чем предупреждал тебя док – не стой на пути у двери, когда она распахнется.
Никонов поднял большой палец, в знак того, что все понял.
– Ну, с Богом, – сказал я ему по-русски.
Я уже шел вслед за Ди Мейо к выходу из комнаты, когда за спиной послышался срывающийся голос Вудворта:
– П-постойте! Я… я хочу что-то сказать.
Сперва я подумал, что Вудворт хочет подбодрить Никонова, или дать ему совет, и кивнул, несмотря на то, что у нас каждая минута была на счету. Вудворт стоял возле стола, на котором лежали остатки собранной им одежды, и вертел в руках моток скотча. Вид у него был, словно у лунатика, проснувшегося на краю пропасти. Только бы не очередная истерика, подумал я. Но Вудворт преподнес нам сюрприз.
– Шансов у одного человека слишком мало – заявил санитар, – Он может споткнуться, запаниковать, забыть о чем-то важном. И три скафандра… как он принесет три скафандра за один раз?
– Думаешь, мы это не понимаем? – сказал я, – Но лучше мизерные шансы, чем совсем никаких. Сейчас нет времени заново все обсуждать или строить другие планы. Мы должны…
– Я не собираюсь ничего обсуждать, – прервал меня Вудворт, – Но я хочу увеличить наши шансы вдвое. Я тоже пойду!
– Вот chiko del diablo, чтоб тебя! – выпалил Ди Мейо.
Я на секунду потерял дар речи. Не знаю, что такое нашло на Вудворта. То ли в голове помутилось от страха и переживаний, то ли совесть проснулась? Но в данной ситуации никому в голову не пришло бы осуждать щуплого паренька за то, что он не вызвался рискнуть жизнью для спасения остальных, и не попытался отбить эту сомнительную честь у Никонова. Так же, как никто не стал бы винить меня за то, что я не настаивал на своей кандидатуре. Он мог просто молчать, ждать и молиться – никто не счел бы это трусостью. Среди нас находились двое профессионалов, сильных, выносливых и опытных, и вполне естественно, что Никонов отнесся к необходимости пойти на риск, как к своей обязанности и работе. Мог бы вызваться и Ди Мейо, но… даже его я не берусь судить за то, что он не вызвался.
Только спустя время, когда мы, наконец, оказались в безопасности, я в полной мере осознал, с какой силой и решимостью Вудворт должен был наступить на горло своей природе, чувствам и инстинкту самосохранения. Да, мы четверо были в отчаянном положении, на краю гибели, но, в то же время, сохраняли надежду. Когда человек надеется на лучшее – ему требуется усилие или веская причина, чтобы пойти навстречу смертельной опасности. У Вудворта такой причины не было. Значит, все решило усилие, воля. В тот момент я не задумывался над этим, но позже в моих глазах Вудворт выглядел в большей степени героем, чем Никонов.
Должен ли я был отговаривать Вудворта? Мог ли я просто запретить ему? Может быть. Но тогда, скорее всего, некому было бы рассказать вам эту историю и чем она закончилась. На самом деле, я не думал тогда и не думаю сейчас, что у двух человек шансы добраться до вездехода были вдвое выше, чем у одного. Но, как показали дальнейшие события, Никонов и Вудворт вытянули счастливый лотерейный билет потому, что были вдвоем и помогли друг другу.
Никто не стал отговаривать Вудворта. Не было времени на споры. Мы с Ди Мейо поспешно принялись одевать санитара, использовав в том числе и свою верхнюю одежду. Никто не проронил ни слова касательно решения Вудворта, лишь Никонов вполголоса бранился по-русски и жаловался, что из-за непредвиденной задержки исходит потом и ему трудно дышать. Почти вся силиконовая смазка ушла на Никонова. Перчаток не осталось, пластиковых пакетов тоже, поэтому на руки и голову Вудворта мы не пожалели клейкой ленты. Нам пришлось спешить, а пальцы уже еле двигались из-за холода, так что второй «скафандр» из тряпок и скотча получился еще более жалким и нелепым, чем первый.
Закрепив конец последнего отрезка скотча, я похлопал Вудворта по плечу. Ди Мейо сделал то же самое для Никонова. Это последнее и единственное, что мы могли сделать для наших спасителей. Теперь все зависело от них. Стуча зубами и яростно растирая замерзшие бока и плечи, мы с Ди Мейо бросились в соседнюю комнату. Тут было теплее, но ненамного. Ди Мейо повернул рычаг, запирающий дверь, и мы напряженно уставились на датчик давления воздуха. Через несколько секунд стрелка на нем резко упала.
Раз уж вам довелось услышать мой рассказ, ясно, что я остался в живых. Но вас, конечно, больше интересует судьба двух смельчаков, бросивших вызов холодной безвоздушной пустоте? О том, как они действовали и что чувствовали, я могу судить лишь по словам непосредственного участника.
Первая проблема, с которой шахтеру пришлось столкнуться сразу же после того, как весь воздух покинул комнату и давление в ней уравнялось с наружным – ужасно неприятное чувство, словно его раздувает изнутри, и он вот-вот лопнет, как воздушный шарик. Воздух, оставшийся в его легких и желудке, стал расширяться и стремиться вырваться наружу, и если с этим Никонов мог справиться, постепенно выдыхая через рот, как ныряльщик, поднимающийся с большой глубины к поверхности, то с пузырьками азота и кислорода в крови поделать он ничего не мог.
Выйдя в туннель, Никонов огромными скачками бросился к шлюзу. Оборачиваться и проверять, последовал ли за ним Вудворт, не было ни времени, ни смысла. В первые секунды холод почти не ощущался, но к тому времени, как Никонов достиг шлюза, зрение затуманилось. Дверь пришлось искать почти наощупь, руками, начавшими терять чувствительность. Наконец, шахтер справился с запорным механизмом и ввалился в шлюз. Только тут он ощутил присутствие Вудворта рядом. Вдвоем они кое-как закрыли дверь.
Надо признаться, в моем наскоро разработанном порядке действий был небольшой просчет, который мог стоить всем нам жизни. Я думал, что в шлюзе, заполненном воздухом, Никонов и Вудворт смогут некоторое время отдохнуть перед вторым этапом пути до вездехода. Но на деле от этого было больше вреда, чем пользы. Оба смельчака уже страдали от кессонной болезни и холода, и лишние скачки давления могли убить их или заставить потерять сознание. К счастью, то ли мои советы вылетели у Никонова из головы, то ли он сам решил их проигнорировать, и не стал тратить время на подачу воздуха в шлюз. Открыв противоположную дверь шлюза, они с Вудвортом бросились к вездеходу. До него было рукой подать, от силы десяток шагов, вернее, тех смешных плавных скачков, которыми люди передвигаются на Луне, когда очень спешат.
Врезавшись в металлический борт вездехода, Никонов на миг растерялся и запаниковал. Он напрочь забыл, в каком положении стоит вездеход и с какой стороны входной люк. Зрение ухудшилось настолько, что он видел перед собой лишь серое пятно, а на ощупывание всего борта машины ушло бы слишком много драгоценного времени. Никонов просто стоял, держась немеющими руками за поручень на борту вездехода, и не знал, что делать. Пересохшие от холода легкие, горло и носоглотку жгло огнем, все тело сотрясала дрожь, глаза ничего не видели, в голове помутилось; он мог упасть в любую секунду, и лишь чудовищным усилием воли и напряжением мышц держался на ногах.
Как потом оказалось, зрение Вудворта все еще позволяло ему разглядеть и входной люк вездехода, и Никонова, уткнувшегося в борт машины в нескольких шагах от люка. А вот руки, незащищенные даже тонкими перчатками и слоем силиконового геля, превратились в бесполезные культяпки. Вудворт, оказавшись прямо перед входом, не смог бы повернуть запорный рычаг. Никонов, еще сохранивший способность сжимать пальцы, не мог найти люк. Они оба могли умереть, беспомощно стоя у громады вездехода, в считанных дюймах от спасения. И тогда мы с Ди Мейо тоже были бы обречены. Но мы не умерли.
Никонов даже не почувствовал, что его куда-то тянут и толкают. Вудворту пришлось налечь на тело шахтера плечом, словно на шкаф. Только чудом можно объяснить то, что худощавому парню удалось сдвинуть и при этом не уронить здоровенного полузамерзшего шахтера. А тому – нащупать и повернуть в нужном направлении рычаг люка.
Оказавшись в вездеходе и включив подачу воздуха, Никонов и Вудворт некоторое время просто валялись на полу, хрипя, дрожа и не в силах пошевелиться. Затем Вудворту удалось встать, и он побрел в грузовой отсек, искать запасные скафандры. Найти – полдела, нужно было еще и надеть. Иногда ему приходилось зубами придавать пальцам нужное положение, чтобы они могли справиться с какой-нибудь застежкой или «молнией». Никонов все это время лежал без сознания на полу вездехода. А мы с Ди Мейо в ожидании спасения медленно, но верно замерзали.
Я уже начал размышлять о том, что попасть после смерти в ад – не самый худший исход; там, по крайней мере, тепло. Но тут раздался стук в дверь, ведущую в душевую. Он был едва слышен через толщу металла, но для моих ушей прозвучал, словно гром фанфар.
Вудворт был прав в том, что одному человеку очень трудно, почти невозможно, принести за один раз три скафандра. Даже два – слишком громоздкая и неудобная ноша для человека с обмороженными конечностями, глазами и легкими, находящегося на грани потери сознания, а то и смерти. Поэтому Вудворт сделал две ходки. Он затащил оба скафандра в душевую и лишь затем постучал во внутреннюю дверь. У нас уже не оставалось помещений, которые можно было использовать в качестве шлюза, поэтому мы просто открыли дверь, соединяющую вторую комнату с душевой, уповая на то, что Вудворт или Никонов (мы еще не знали, кто из них пришел к нам на выручку) не забыл закрыть наружную дверь. Воздух из одного помещения распределился по двум, давление упало почти вдвое, но это было уже не важно.
Через несколько минут, облаченные в замечательные скафандры с автоматической терморегуляцией и запасом воздуха не меньше, чем на два часа, мы добрались до вездехода, таща под руки третий скафандр с телом Вудворта внутри. Да, тогда мы еще не знали, что парнишка мертв, думали, что он просто потерял сознание. Когда в вездеходе я снял шлем скафандра Вудворта и слой клейкой ленты, то не смог сдержать стон – настолько ужасно выглядело его лицо, обезображенное кровоизлияниями лопнувших сосудов и пятнами обморожений. Никонов тоже пострадал, но далеко не так серьезно. Сказалось то, что его мы готовили к миссии более основательно, а Вудворта – второпях.
Я встретился с Никоновым через несколько дней, в лазарете на Центральной. Шахтер шел на поправку, но был мрачнее тучи. Думаю, все еще корил себя за то, что растерялся и потерял направление, за то, что потерял сознание в вездеходе и ничем не мог помочь. За то, что Вудворт погиб, но перед этим сделал то, что должен был сделать Никонов. Я не психолог, поэтому не стал лезть Никонову в душу и убеждать, что он ни в чем не виноват. Мы просто поговорили о его самочувствии, о планах на будущее. Обсудили последствия аварии.
Как оказалось, причиной обвала туннеля стало падение почти прямо над ним не вовремя отделившейся стартовой ступени грузового корабля. Из бригады Ди Мейо, работавшей на «Надежде-4», погибли трое горняков, оказавшиеся под завалом. Остальные, как я и догадывался с самого начала, сумели добраться до Центральной по поверхности.
Не каждый день рядом с лунной базой падает двадцатиметровая бочка с остатками ракетного топлива, оставляя огромную воронку и вызывая обрушение туннелей, поэтому в суматохе далеко не сразу вспомнили, что, незадолго до аварии, на «Надежду-4» выехал врач с ассистентом. А когда вспомнили, и рассмотрели ту мизерную вероятность, что мы еще живы, наш вездеход уже подползал к Центральной.
– Когда я немного поправлюсь – вернусь на Землю, – сказал Никонов, – Хватит с меня. Всех денег не заработаешь, а мертвым они вообще ни к чему.
Я промолчал, раздумывая, не последовать ли его примеру. Спустя несколько недель я все еще иногда просыпался в холодном поту, с криком, застрявшим в горле. В ночных кошмарах я оказывался на месте Вудворта, чувствовал, как разрываются легкие, как глаза покрываются твердой коркой льда, как высасывает силы и жизнь окружающий меня холодный мрак. Но я продолжал держаться, терпеливо ожидая конца своего лунного контракта с «Авророй» и возвращения на Землю. В конце концов, молния не бьет два раза в одно место, а ракетная ступень не падает дважды на одного человека. Не падает же, правда?
