---

    Черная орхидея

    Днем и ночью, начиная с утра Нового года, когда он берет палочки для еды и садится завтракать, и заканчивая вечером уходящего года, когда он платит свои долги, самурай должен помнить о том, что он должен умереть. Это его главное дело.

    Юдзан Дайдодзи, из трактата "Напутствие вступающему на путь воина"

    Окинава 22-е июня 1945-го года.

    Полковника Исао Ониши никто не мог бы упрекнуть в излишней робости или малодушии, но он всеми силами избегал встречаться взглядом со стоящей перед ним женщиной. Он долго не мог собраться с духом, и когда, наконец, заговорил, голос его звучал неуверенно, словно он извинялся за то, в чем не был виноват.
    - Вы знаете, Мэй, как тяжело наше положение,- сказал полковник, - Американцы разбили регулярные войска 32-ой императорской армии. Линия Сури, которую мы считали неприступной - прорвана. Они захватили оба наших аэродрома, в Ионтан и Кадена. Они перебрасывают на Окинаву все больше и больше солдат, танков, амуниции. Мы же лишены всякой поддержки.
    В последние дни, с юга постоянно доносились отзвуки выстрелов и взрывов, создающие постоянный фон, который со временем перестаешь замечать. Сейчас же, наступила непривычная тишина, добавляющая драматизма словам полковника.
    - Я понимаю, Исао-сан, - отозвалась сестра Мэй Ямашита.
    Она только что помогала при операции и ее белый халат был забрызган кровью, вид которой еще больше смущал полковника Исао.
    - Генерал Ушидзима и начальник его штаба сегодня утром совершили ритуальное самоубийство. Тем самым, они негласно объявили, что Окинава обречена.
    - Они поступили, как настоящие самураи. Но почему вы рассказываете мне об этом, полковник? - спросила Мэй, - Если не возражаете, я вернусь к работе, у нас много раненых…
    - Вы должны понимать, что мы не можем эвакуировать ни раненых, ни медицинский персонал с острова. Если американцы начнут наступление, они окажутся здесь в течении часа.
    - Что вы собираетесь предпринять, Исао-сан?
    - Я соберу всех людей, которые способны держать оружие. Мы атакуем врага на перешейке Ишикава.
    Мэй покачала головой.
    - Здесь слишком много тяжелораненых. Они не смогут сражаться.
    - Поэтому я и вызвал вас, сестра Мэй. Раненые солдаты не должны попасть в руки врага.
    - Вы хотите сказать…?
    - Да.
    - Я сделаю все, что нужно, - тихо сказала Мэй.
    - И еще… Я хотел попросить вас…
    - Да, Исао-сан?
    - Позаботьтесь о моей внучке, Хироки. Моя душа не будет знать покоя даже после смерти, если я не буду уверен, что с ней все в порядке.
    - Я понимаю вас, Исао-сан.
    - Это все, - со вздохом сказал полковник, - Вы можете идти.
    Когда женщина вышла из палатки, на глаза полковника Исао навернулись слезы. Он поспешно стер их, когда полотнище палатки отдернул один из офицеров.
    - Все готовы, Исао-сан, - доложил молодой лейтенант, рука которого лежала на перевязи, - Ждем только вашего приказа.
    Офицеру показалось, что полковник, с честью прошедший через все ужасы войны, разом постарел на десять лет.
    - С вами все в порядке, полковник?
    - Все… все нормально, - ответил Исао, - Мы выступаем через час. Это будет последняя битва. Приготовьтесь к смерти за императора, да живет он десять тысяч лет.
    - Да живет божественный десять тысяч лет! - откликнулся офицер.

    Оживление, царившее в небольшом полевом госпитале, надежно укрытом в джунглях Окинавы, сменилось затишьем. Полковник Исао собрал всех легкораненых солдат, кто мог хоть как-то передвигаться и держать оружие, и увел отряд на юг, к перешейку Ишикава. Все хирурги, санитары, все мужчины, ушли с ним. Здесь остались только четыре девушки-медсестры и Мэй, старшая сестра.
    Девушки собрались в просторной штабной палатке, которая больше не понадобится полковнику Исао, и, тихо переговариваясь, ждали прихода сестры Мэй.
    Полковник Исао многого не знал о старшей сестре госпиталя. Собственно, у него не было ни причин, ни желания интересоваться прошлым этой невысокой сорокалетней женщины, скромной и вежливой, но не слишком общительной, замкнутой в себе. Полковник знал только то, что сестра Мэй отлично справляется со своими обязанностями и способна дать фору многим из молодых, неопытных хирургов.
    Лишь очень немногие люди, находящиеся сейчас вдали от Окинавы, могли бы рассказать правду о прошлом Мэй, если бы не были связаны обетом молчания.

    - Где же сестра Мэй? - спросила одна из девушек, кокетливая красотка по имени Реми Тагава.
    - Она сказала, чтобы мы ждали ее здесь, - ответила Эйджи Накамура, самая старшая после сестры Мэй.
    - Я думаю, нам нужно уходить, - сказала Реми, - Тут слишком опасно. Может, Мэй-сан вовсе не вернется.
    - А как же раненые? - возмутилась Хироки Ониши, - Мы не можем бросить их.
    - Но и на себе мы их не унесем.
    - Да и куда нести? Мы не сможем покинуть остров.
    - Забудьте о раненых, мы сделали для них все, что возможно. Те, кто остались, не доживут до завтра…
    - А американцы, может, уже на пути сюда!…
    - Что же нам делать?
    - Нужно убегать, пока есть возможность. Спрячемся в джунглях…
    - Это чушь! Нужно двигаться к побережью…
    - Это там, где высаживаются враги, что ли? Ничего лучшего не могла предложить?
    Последняя девушка, до этого момента не проронившая ни слова, резко встала.
    - Противно слушать эти ваши рассуждения, - твердо сказала Рика Таширо, - Вы лепечете, словно школьницы, прогулявшие урок. Пора бы осознать наконец, что идет война, и мы на этой войне не сторонние наблюдатели. Мы не должны думать только о себе…
    - Что это ты раскомандовалась?! - выкрикнула Реми.
    - Тихо! - оборвала ее Хироки, - Пусть говорит Рика.
    - Наши отцы и братья отдали жизнь за свою страну, - продолжала Рика, - А чем хуже мы? Что, ваш дух недостаточно силен, чтобы встретить врага с оружием в руках и погибнуть в бою, как воины?
    - Никто не говорит о том, что мы не должны сражаться, - сказала Эйджи, - Но что мы можем сделать? Нас всего пятеро, считая сестру Мэй. У нас нет оружия. Мы не солдаты, в конце концов. Я даже толком не умею стрелять.
    - Теперь, мы солдаты, - сказала Рика, - У нас есть долг перед страной, у нас есть отряд, хоть и маленький, и у нас есть командир, все приказы которого мы должны беспрекословно выполнять.
    - Мэй-сан такая же медсестра… - возразила Реми.
    - Она старше. У нее больше опыта. Насколько я знаю, она состоит в Ассоциации национальной обороны. Если не она будет руководить нами, то кто же?
    - Согласна.
    - Я не думаю, что у нас есть выбор, так что… я тоже согласна.
    - Ты, Реми?
    - Все это звучит ужасно, но Эйджи права - у нас нет выбора.
    - У нас всегда есть выбор, - возразила Рика, - Но мы должны следовать только одним путем. Правильным.
    - Если других предложений нет, я предлагаю заткнуться и ждать сестру Мэй.
    - Эээ…
    - Что, Хироки?
    - Я подумала, раз уж мы теперь военное подразделение, нам необходимо название.
    - "Лилии" подойдет?
    - Глупое название.
    - А мне нравится.
    - Или «Черные орхидеи». Как насчет этого? Дедушка рассказывал мне, что был отряд с таким названием…
    - Слушайте, заткнитесь, а? Давайте лучше помолимся за полковника Исао и других солдат. Может, им будет послана победа свыше.

    Тяжело дыша после двухмильной пробежки, Мэй подошла к штабной палатке. Проходя по лагерю, она слышала только стоны немногочисленных оставшихся раненых. Неужели эти девчонки сбежали, не дождавшись ее? Когда она вошла внутрь, от сердца отлегло, они были здесь. При появлении Мэй, девушки встали и склонились в поклоне.
    - Мы ждем ваших распоряжений, командир, - сказала Рика.
    Мэй скрыла удивление. Она ожидала, что придется прибегать к уговорам и угрозам, чтобы заставить их подчиняться, но, как оказалось, девушки решили эту проблему до ее прихода.
    - Хорошо, - сказала Мэй, - Прежде всего, я хочу сообщить вам, что отряда полковника Исао больше нет.
    Губы Хироки задрожали, но она сдержалась.
    - Вы уверены, командир? - спросила Эйджи.
    - Я следовала за ними почти до самого перешейка Ишикава. Там, полковник Исао и его люди предприняли самоубийственную атаку. Они все погибли, как настоящие воины - в бою. Это большая честь.
    - Но они не остановили врага?
    - К сожалению, нет. Но немного времени у нас еще есть. Я хочу спросить вас всех: будете ли вы сражаться, или предпочтете бежать и, в конце концов, попасть в плен, когда Окинава будет оккупирована?
    - Мы не собираемся отступать или сдаваться. Мы выбрали Путь воина, - ответила за всех Рика, - Если понадобится, мы готовы умереть за императора.
    - Никто не осудит вас, если вы попытаетесь сохранить свою жизнь, - сказала Мэй.
    - Никто из нас не собирается сдаваться в плен, - заявила Эйджи, - Лучше умереть, чем попасть в руки американцев.
    Мэй согласно кивнула. Она не стала говорить, что оказавшись в плену, девушки, скорее всего, подвергнутся насилию, и, наверняка, прочим унижениям. Самой младшей, Хироки Ониши, было пятнадцать, она и остальные должны сами понимать, что их ждет.
    - "Хотела бы я родиться семь раз, чтобы все семь жизней отдать за Японию", - процитировала Рика.
    - Командир, - обратилась к Мэй Реми, - Нам необходимо оружие.
    - Следуйте за мной, - распорядилась Мэй.
    Полковник оставил для нее не слишком много. Две винтовки "99", по одной обойме патронов для каждой. Пистолет "намбу тайсе". Несколько штыков, не считая хирургических скальпелей, которые можно было использовать, как оружие. Пять ручных гранат - не для боя, для того, чтобы не попасть в плен.
    - Вы используете их с толком, чтобы забрать с собой как можно больше врагов, но помните об их главном предназначении.
    Это были жестокие, страшные слова для молодых девушек, только недавно окончивших школу. Но они задушили в себе страх, подавили свои чувства. Двум самым рослым и сильным девушкам - Реми и Эйджи, Мэй вручила винтовки, пистолет получила Рика. Также, каждая девушка взяла штык или нож, и по одной гранате.
    Рика протянула пистолет Мэй.
    - Вам он пригодится больше, командир.
    - Нет, - возразила она, - Оставь себе. Я смогу себя защитить.
    Затем, Мэй обратилась к Хироки, также оставшейся без огнестрельного оружия.
    - Держись все время позади своих подруг. Если кого-то из них ранят или убьют - подберешь их оружие.
    - Да, командир.
    - Ждите меня у северной дороги из госпиталя, - велела Мэй, - У меня остались здесь кое-какие незавершенные дела.
    Когда девушки ушли, Мэй вошла в свою палатку и переоделась в чистый белый халат. На небольшой поднос из нержавеющей стали она аккуратными рядами поставила несколько пузырьков с раствором морфия, рядом, разложила стерильные шприцы, новые, еще ни разу не использованные. Прочитав короткую молитву, в которой она упрашивала "ками", души умерших простить ее за то, что она собиралась сделать, сестра Мэй отправилась в последний обход.

    Капитан Каллахен и морские пехотинцы из его роты представляли собой пример того, насколько крепкими и закаленными становятся люди, прошедшие через неимоверно тяжелые испытания и оставшиеся в живых. К тому времени, как они миновали перешеек Ишикава, погибли слабые телом и духом; погибли чересчур смелые и безрассудные, и слишком осторожные; не осталось неловких и медлительных; тех, кто задумывался над каждым шагом и тех, кто очертя голову бросался вперед. Погибли те, кто оказался недостаточно удачливым, и те, кому просто не повезло.
    Рота капитана Каллахена участвовала в боях и несла непрерывные потери с момента высадки и до той минуты, как был застрелен последний японец, преграждающий им путь к перешейку. Только теперь наступило затишье, и те, кто дожил до этого, верили, что побывали в преисподней и вернулись оттуда живыми.
    - Сэр, разведчики докладывают, что им не удалось обнаружить противника, - доложил сержант Бертон.
    - Что значит "не удалось"? - потребовал ответа Каллахен.
    - Вероятно, после боя на перешейке, японцы отступили на север. Там могут оставаться их укрепленные позиции…
    - Те, с кем мы сражались, не отступили, сержант,- сказал Каллахен, - Они все остались на перешейке. Радиста ко мне!
    Взяв трубку переносной радиостанции, капитан отрапортовал:
    - Докладывает командир роты "М". Мы взяли перешеек Ишикава, можете присылать людей для расчистки дороги, если хотите провести здесь танки… Да, сэр… Нет… Противник пока не обнаруживает себя… Вполне вероятно, что с организованным сопротивлением на острове покончено… Нет, сэр… Да, сэр, мы можем продвинуться вперед. Конец связи.
    После последних слов капитана, со стороны солдат, стоящих неподалеку, донесся недовольный ропот, но Каллахен оборвал его резким жестом.
    - Я устал и вымотался не меньше, чем вы, ребята,- сказал он, - Мне тоже осточертела вся эта бойня. Я тоже хочу пожрать как следует и выспаться. И я сделаю все, что от меня зависит, чтобы обеспечить себе и вам отдых. По данным разведки, всего в двух милях отсюда находится японский полевой госпиталь. Мы должны захватить его и окопаться там. После этого, я не сдвинусь с места, пока не просплю двенадцать часов. Похоже, мы все-таки разбили япошек.
    Солдаты хмуро улыбнулись.
    - А теперь, вперед! - приказал капитан, - Или вы хотите жить вечно?

    Сквозь прорезь прицела, лежа за стволом поваленного дерева, Эйджи следила, как американские солдаты подходят к госпиталю. Даже издалека, они казались ей очень высокими и широкоплечими, по сравнению с японскими мужчинами, движения их были неспешными и размеренными. Они напоминали Эйджи каких-то демонов войны, сильных, неуязвимых, не знающих страха.
    Она взглянула в ту сторону, где скрылись Мэй и Рика, но ни движение высокой травы, ни малейший шум не выдавал их. Эйджи снова перевела взгляд на американцев. Она чувствовала себя очень одинокой, но страха не было, лишь предвкушение момента, когда она сможет проявить себя. Она знала, что может погибнуть, но, в конце концов, все умрут, не так ли? Важно было как умереть.
    Было бы большой ошибкой считать, что японские солдаты, а также гражданские, вроде этих девушек, были готовы отдать свою жизнь из религиозного или идейного фанатизма или потому, что они не знали ценности жизни. Эйджи, так же, как ее подруги, хотела жить долго, не зная страдания и боли. У нее впереди могли бы быть годы счастливой жизни, первая любовь, замужество, дети. И она приняла решение перечеркнуть свою жизнь не потому, что не хотела жить. Потому что, как большинство японцев, она выросла в стране с древней, своеобразной историей и культурой, и была воспитана в соответствии с многовековыми традициями.
    Существовали вещи, более страшные, чем смерть. Подобно тому, как истинный христианин проводит свою жизнь в добродетельных поступках и молитвах, чтобы избежать адского огня, житель Страны Восходящего Солнца, вступив на Путь воина, принимает смерть, чтобы избежать бесчестья и позора. Вся разница в шкале ценностей.
    Взвод сержанта Бертона первым вошел в проход между рядами палаток. Солдаты были настороже, но, не встречая сопротивления, слегка успокоились. В первых палатках было пусто, тут остались личные вещи врачей и санитаров. Чуть дальше, располагались операционные и места для раненых.
    - Сержант, тут только мертвецы, - сказал один из солдат, заглянув в палатку.
    - Ты уверен?
    - Точно. Взгляни сам.
    Бертон вошел внутрь. Тут, на узких складных койках, лежали тела трех японцев. Даже когда они были живы, воздух в палатке был насыщен запахами крови и гноя, а сейчас, к ним начал примешиваться приторный запах разложения. Бертон поморщился и зажал нос. Тела можно было не проверять, никто не может выглядеть так и при этом лишь притворяться мертвым.
    Сержант хотел было выйти, но его внимание привлекла странная поза одного из японских солдат. Он, лежа на спине, подсунул руку под себя, словно что-то пряча.
    - Эй, Рендалл, - позвал Бертон, - Посмотри-ка, что там у этого япошки.
    Солдат остановился шагах в трех от трупа и нагнулся.
    - Не видать. Кажется, он что-то держит в руке.
    - Переверни его.
    - Сержант…
    - Переверни, я сказал.
    Солдат брезгливо подсунул под труп приклад винтовки и, действуя, как рычагом, сдвинул тело. Какой-то небольшой тяжелый предмет скатился с койки и упал на пол.
    - Вот дерьмо! - заорал Бертон, бросаясь к выходу из палатки.

    Лагерь представлял собой вытянутый прямоугольник, образованный рядами палаток. Все они были обращены входами к центру, где находилась небольшая ровная площадка. Невысокий вал из земли, камней и древесных стволов окружал лагерь по периметру, оставляя два широких прохода. Это сооружение не несло оборонительной функции, поскольку здесь располагался только полевой госпиталь.
    С трех сторон лагерь окружали джунгли, отделенные от вала десятиметровой вырубкой. Защитить это место было невозможно, поскольку нападающие могли незаметно приблизиться почти вплотную, поэтому Мэй увела свой маленький отряд на север от лагеря.
    После этого, когда стало ясно, что американские войска подходят к лагерю, Мэй составила план нападения. Вопреки ожиданиям девушек, и Мэй особенно настаивала на этом, это не была самоубийственная атака.
    Мэй и Рика, услышав взрыв, на миг остановились. Они обогнули лагерь с востока, пройдя вдоль русла ручья, и вышли во фланг американцам. Густые заросли кустарника и травы позволяли приблизиться к лагерю незамеченными, но, в тоже время, закрывали обзор.
    - Жди меня здесь, - велела Мэй.
    Рика кивнула. Мэй легла на землю и быстро поползла вперед. Сработавшая ловушка не стала для нее сюрпризом, раз именно Мэй заложила гранату под тело раненого, но она не думала, что это произойдет так скоро. Американские солдаты продвигались не спеша, но, вместе с тем, стремительно, как вода, впитывающаяся в сухой песок.
    Слегка раздвинув стебли травы, Мэй увидела ряды палаток и снующих между ними американцев. До нее доносилось каждое слово, сказанное там, и кое-что она разобрала.
    - Откуда я мог знать, черт побери, что там граната?! - орал, брызгая слюной, сержант Бертон.
    - Надо было знать! - ответил ему Каллахен, - Ты не у себя дома, сержант. Тут повсюду могут быть ловушки. Из-за тебя погиб солдат…
    - Почему это из-за меня?!
    - "Почему из-за меня", сэр! Потому что ты сам должен был проверить, а не посылать мальчишку!
    - Виноват, сэр.
    - Ладно, проехали. Эй, вы, - окликнул Каллахен сержантов остальных трех взводов, - Разделите людей. Половина пусть отдыхает, а остальные займутся укреплением позиции. Да, если вы не собираетесь нюхать трупную вонь, до тех пор, пока мы не снимемся отсюда, настоятельно советую вынести и зарыть где-нибудь трупы япошек. Только будьте осторожны, они порой взрываются. Теперь пойдемте со мной, привяжемся к местности.
    Мэй пожалела, что уже использовала свою единственную гранату. Сейчас, один взрыв мог бы разом обезглавить роту врага. А так, ей удалось убить всего лишь одного рядового.
    Капитан Каллахен вместе с сержантами ушел в сторону центра лагеря. Мэй не тронулась с места, выжидая.

    Эйджи навела прицел на группу солдат, вышедших на площадку. Американские офицеры, в отличие от японских, не выделялись среди солдат, но, потратив пару минут на наблюдение, прежде чем жать на спусковой крючок, их можно было без труда вычислить.
    Один из американцев присел на корточки и разложил на земле перед собой карту. Второй что-то показывал на ней. Еще трое стояли рядом. Рядовые солдаты, вооружившись саперными лопатками, укрепляли вал вокруг лагеря, собираясь, видимо, окопаться здесь надолго.
    Эйджи прижалась щекой к прикладу, вздохнула и задержала дыхание, как ее учила Мэй. Это был ее первый выстрел.
    - Разместите посты здесь, - палец капитана ткнул в карту, - и здесь. Вышлите разведчиков по крайней мере на полмили к северу… Эй, Джонсон, куда ты уставился? Я с тобой разговариваю.
    - Простите, сэр. Мне показалось, я что-то заметил…
    Раздался глухой хлопок и на карту брызнула кровь. Спустя долю секунды донесся звук выстрела.
    - Берегись! - вскрикнул капитан Каллахен.
    Все бросились врассыпную, пригнулись за невысоким валом. Солдаты похватали оружие и открыли беспорядочную стрельбу. На месте остался лишь сержант Джонсон, скорчившийся в луже крови и зажимающий руками рану в животе.
    - Прекратить огонь! - заорал Каллахен, - Не стрелять!
    Воспользовавшись возникшей сумятицей, Мэй одним прыжком перемахнула через вал, метнулась к ближайшей палатке и скрылась внутри. Никто не заметил ее, все внимание солдат поглотил невидимый стрелок на севере. Мимо нее, гулко топая, промчались несколько солдат.
    - Кто-нибудь видел, откуда стреляли? - спросил капитан.
    - Нет, сэр.
    Каллахен снял каску, надел на ствол автомата и поднял над насыпью. Выстрела не последовало.
    - Опытный стрелок, - проговорил про себя капитан, - Но не снайпер, иначе, на месте Джонсона был бы я.
    Несколько морских пехотинцев, под прикрытием товарищей, подбежали к раненому сержанту и оттащили его в безопасное место.
    Эйджи выстрелила еще раз, но промахнулась. Тут же, на ствол дерева, служащий ей защитой, обрушилась лавина огня. Она свернулась калачиком за укрытием, прижав винтовку к груди.
    - Вперед! - скомандовал Каллахен, - Мы прижали его! Прикончите, пока он не смылся в джунгли!
    Очереди били по стволу, поднимая фонтаны щепок. Эйджи казалось, что дерево вот-вот будет разбито пулями, но она не могла заставить себя подняться и выстрелить.
    Вдруг, стрельба прекратилась. Она услышала быстрые шаги, где-то совсем рядом, подняла голову. Заскрипел и покачнулся ствол и над девушкой нависла громадная фигура морского пехотинца.
    - Бросай оружие, твою мать! - заорал солдат, ткнув в лицо Эйджи стволом автомата, - Бросай…! Черт, да это девчонка!

    "Если твой меч слишком короткий - сделай шаг вперед". Это высказывание пришло на ум Мэй в тот момент, когда она бесшумными шагами приближалась к двум американцам, хлопочущим над телом раненого сержанта. Сейчас, она находилась настолько близко к противнику, что превосходство янки в количестве солдат и огневой мощи перестало иметь значение. Сейчас и здесь имело значение только искусство владения оружием, а в этом Мэй не уступала солдатам. И на ее стороне была внезапность.
    - Не могу остановить кровь! - выкрикнул ротный хирург, ковыряясь в ране зажимом, - Он истекает кровью.
    Сержант взвыл от боли. Из дыры на животе брызнула темная густая жидкость, вперемешку с кровью.
    Второй солдат, молодой парень, придерживающий руки сержанта, чтобы тот не мешал врачу, побледнел и был на грани обморока. Он уже не обращал внимания ни на что вокруг себя.
    А вот сержант Джонсон, не смотря на страшную боль, заметил приближающуюся женщину, в руке которой был зажат нож. Он прохрипел что-то, пытаясь предупредить своих товарищей об опасности, но изо рта его хлынула кровь. Он захлебнулся и закашлялся.
    Мэй одним прыжком оказалась за спиной врача и с ходу полоснула его ножом по шее, под нижним краем каски. Прежде чем второй солдат успел протянуть руку к оружию, она ударила его ножом в горло. Врач упал замертво лицом вниз, рядовой еще некоторое время бился в конвульсиях, орошая все вокруг кровью, бьющей фонтаном, но он уже был не опасен. Мэй вытерла лезвие об одежду раненого сержанта, затем, достав хирургический скальпель, склонилась над ним.
    - Су… сука…! - выдавил Джонсон, он уже впадал в забытье, от шока и кровопотери.
    Легким, но быстрым движением, Мэй всадила скальпель в его глаз. Сержант дернулся и замер. Мэй оставила скальпель торчать из глазницы, подобрала два автомата Томпсона и подсумки с боеприпасами. Пора было уходить. Первый удар нанес врагу ощутимый урон, но он не должен был стать последним. Время еще не пришло.
    Она отступила в ту же сторону, откуда пробралась в лагерь, и позволила себе взглянуть в сторону суетящихся янки. Ее сердце дрогнуло - она увидела, как Эйджи за волосы выволокли из ее укрытия. Девушка была не ранена и сопротивлялась, но солдат, держащий ее, не обращал внимания на царапины и пинки.
    Все пошло не так, как планировала Мэй. Хотя ей самой удалось убить троих американцев и завладеть их оружием, Эйджи допустила ошибку. После первого же выстрела, ей следовало отступить в глубину джунглей и навести американских солдат на ряд ловушек, наскоро устроенных там. Ямы с заточенными кольями отбили бы у янки охоту соваться глубже в джунгли.
    Реми, со второй винтовкой, пряталась шагах в ста позади Эйджи, прикрывая ее. Она могла бы застрелить одного или двух солдат, их числа тех, кто позабыв о осторожности бросится преследовать Эйджи.
    Но теперь, когда Эйджи схватили, план пошел прахом. Остальные девушки растеряются и не будут знать что делать, а потеря самообладания - самый страшный враг воина.

    Джунгли погрузились в темноту, наступила короткая южная ночь, но она не принесла покоя и тишины. Затаившись в миле от лагеря, Мэй и Хироки еще долго вслушивались в звуки, доносящиеся с той стороны. То и дело, раздавались одиночные выстрелы и очереди из автоматов, когда часовые, доведенные до предела событиями прошедшего дня, палили в любую тень и на любой шорох.
    Хироки ушла в себя, замкнулась в молчании. Она отказалась от скудных остатков провизии, предложенных ей Мэй, и делала только то, что ей говорили, двигаясь, словно во сне. Мэй боялась, что девушка сошла с ума, не выдержав потрясения.
    Снова и снова перед мысленным взором Мэй вставали картины боя, ставшего последним для трех молодых медсестер - Эйджи, Рика и Реми. В действительности, все произошло настолько быстро, что едва ли это можно назвать боем, но в мыслях Мэй разворачивалась упорная и продолжительная схватка:
    Вот падает, как подкошенный, солдат, державший за волосы Эйджи. Девушка тут же подхватывает его "томми" и длинной очередью поливает скопище американцев. Несколько морских пехотинцев падают, убитые или раненые, но остальные открывают ураганный огонь, изрешетив тело Эйджи десятками пуль.
    Реми, метким выстрелом выручившая, хоть и ненадолго, свою подругу, бежит к ней. Штык на ее винтовке примкнут и блестит на солнце. Она во все горло вопит: "банзай!". Кажется, еще немного и американцы, сбитые с толку и недоумевающие, обратятся в бегство. Но их командир командует: "Огонь!". Первые выстрелы лишь поднимают фонтаны пыли и скашивают стебли травы вокруг Реми, но, когда она приближается ближе, пуля попадает ей в грудь. Сделав еще несколько шагов, девушка падает. Последним усилием, она достает гранату и сдергивает кольцо.
    Мэй, как завороженная, застыла на месте, не в силах отвести взгляд, ее сердце бешено колотилось, а мимо нее, как ураган проносится третья девушка, Рика. Вытянув перед собой руку с пистолетом, зажав в другой гранату, она бежит прямо к янки. Те стоят к ней спиной, целясь в ту сторону, откуда появилась Реми. Раздается выстрел и один из солдат падает. Остальные в панике, им кажется, что их атакуют со всех сторон, что им противостоят не три хрупкие девушки, а неистовые воины-самураи. Но, спустя секунду, чары развеиваются. Рика успевает подстрелить еще одного солдата, прежде чем очередь сбивает ее с ног. Граната выпадает из безжизненной руки и взрывается, ранив еще нескольких человек.
    Только теперь Мэй может заставить себя действовать. Вопреки зову сердца, который требует идти вперед и погибнуть с честью, так же, как погибли три ее подопечных, она отступает в джунгли.
    Американцы слишком заняты, чтобы преследовать ее и Мэй без труда удается ускользнуть.
    Пробираясь среди густого кустарника на север от лагеря, она слышит за собой хруст веток, оборачивается, поднимая автомат, и едва удерживает палец на спусковом крючке. Из зарослей появляется Хироки.
    Они не стали уходить далеко.
    Через несколько часов, по дороге, недалеко от них, прошли американские танки. Почти все время был слышен гул моторов самолетов. Но звуков боя не было. Некому было сопротивляться захватчикам. Окинава была занята.
    Рота морских пехотинцев под командованием капитана Каллахена, все еще оставалась в бывшем японском лагере.

    Короткое забытье капитана Каллахена было прервано сержантом Бертоном, просунувшим голову в палатку. Каллахен вздрогнул и тут же открыл глаза.
    - В чем дело, сержант?
    - Можно, сэр?
    - Заходи. Что там у тебя?
    Бертон положил на землю ворох каких-то тряпок.
    - Я узнал кое-что о тех девушках. Мы обыскали лагерь и в одной из палаток нашли женские вещи. Белье там и все такое… В той палатке были пять застеленных коек.
    - Значит, их было пятеро…
    - Как минимум, сэр. Среди тех, кто обрушился на нас на перешейке, женщин не было. Это точно.
    - Медсестры или санитарки, - произнес Каллахен, - И какого черта они налетели на нас? Им что, собственная жизнь не дорога, или они наглотались каких-нибудь таблеток? А, Бертон?
    - Простите, сэр… могу я спросить?
    - Ну?
    - Вы из Сан-Франциско, верно?
    - Да.
    - Как вы считаете, если бы японцы высадились в Калифорнии, ваша жена осталась бы к этому равнодушна?
    - Это другое дело, сержант. Совсем другое. Видит бог, мне очень жаль этих девушек, я не получал никакого удовлетворения, стреляя в них. Но черт меня возьми, я не могу допустить, чтобы мои солдаты продолжали погибать после того, как мы разбили регулярные войска японцев.
    - Да, сэр.
    - Проверь посты. Пусть все будут начеку и не расслабляются. Если эти две сучки не угомонятся, то получат то, на что напросились!

    Сон не приходил. Мэй тревожил завтрашний день, ее душа не находила покоя после страшных событий дня прошедшего. Ее терзало чувство вины и, в то же время, гордость за своих подопечных, погибших как подобает воинам - в бою.
    Хироки тоже была слишком встревожена, чтобы спать. Вытянув руку, она прикоснулась к плечу Мэй, лежащей с закрытыми глазами.
    - Вы не спите, Мэй-сан?
    Мэй вздрогнула. Она не ожидала, что Хироки сможет выйти из того полушокового состояния, в которое она погрузилась после гибели подруг.
    - Да, Хироки? - отозвалась она.
    - Я долго думала, но не смогла понять…
    - Что ты имеешь в виду?
    - Почему все поступают так, словно наша жизнь это прямая, как полет стрелы, линия, свернуть с которой нельзя? С самого рождения и до самой смерти мы подчиняемся и руководствуемся негласным ритуалом, главное слово в котором: "должен". "Ты должна сделать то, или это"; "ты должна поступить так, а не иначе" - эти слова я слышала постоянно. Всю мою жизнь я делала только то, что от меня требовали или ожидали. Никого не интересовали мои желания, чувства, страхи… И я говорю не только о себе. Все, кого я знаю, живут в таких же тесных рамках, не смея сделать ни шагу в сторону.
    - Ты права, - мягко сказала Мэй, - Но часто прямой путь не только самый короткий, но и наиболее верный.
    - Ответьте мне теперь, Мэй-сан, что могли мы изменить, встав впятером на пути у целой армии? Вы не говорили: "Вы должны это сделать", но все мы знали, чего от нас ждут, мы верили, что другого пути нет. Вы повели нас на смерть, и мы пошли. Но объясните мне, за что погибли Эйджи, Реми и Рика? Разве мы могли победить?
    - Ты, должно быть, ненавидишь меня, Хироки, - сказала Мэй, - за ту участь, которую я вам назначила. Ты думаешь, что я использовала вас…
    - Нет, Мэй-сан, - прервала ее Хироки, - Вашей вины в этом нет. Мы сами приняли решение, вы лишь указали нам путь, подчиняясь тем же негласным законам, что и мы. Я никого ни в чем не обвиняю, я лишь хочу понять: какой в этом смысл?
    - Твои вопросы слишком сложны и неоднозначны, но я постараюсь на них ответить. Каждый человек в отдельности, повинуется своим желаниям и инстинктам, своей природе. Но общество в целом, подчиняется другим законам, многие из которых противоречат природе человека. Я не знаю, как и почему это происходит, но это именно так. Но я знаю, что если я не могу, то и не должна пытаться что-либо изменить. С неизбежным нужно смириться и предоставить событиям развиваться своим чередом.
    - Но какой смысл в том, чтобы добровольно идти навстречу смерти, в то время, как голос разума твердит: "Я не хочу умирать!".
    - Если бы ты спросила: "Есть ли смысл погибнуть, чтобы принести победу своей стране, или чтобы спасти своих товарищей?" я бы не унизилась даже до того, чтобы ударить тебя. Но твой вопрос справедлив.
    Вот, послушай: "Каждый день, начиная с утра первого дня нового года, и заканчивая вечером последнего дня года уходящего, самурай должен помнить о смерти". Тот, кто готов умереть и смирился с этим, не испытывает страха смерти. Самопожертвование или самоубийственная атака не ставит целью уничтожение противника. Основная цель - завершение жизненного цикла, освобождение бессмертной души и переход ее на более высокую ступень. Не просто так солдат, погибших таким образом, причисляют к ряду гунсинов, божественных воинов. Они заслуживают это звание, жертвуя своей жизнью. Когда осознаешь это, страх смерти исчезает.
    - Значит, погибая в бою, человек теряет лишь оболочку из плоти, а душа его не несет урона?
    - Конечно. Требуется мужество, чтобы добровольно уйти из жизни, но, в то же время, смерть это не кара и не возмездие. Это лишь освобождение.
    - Мои подруги, погибшие несколько часов назад, не были воинами…
    - Это не имеет значения. Какая разница, кем ты являешься в этой жизни, если важно только то, как ты уходишь из нее…
    Мэй замолчала. Раньше, она так часто напоминала себе о том, что она должна быть готова к смерти, что эти слова перестали иметь для нее значение, превратились просто в часть существования. Смерть не казалась ей чем-то страшным или противоестественным. Каждая дорога куда-либо приводит, каждый жизненный путь заканчивается смертью, рано или поздно.
    Но сейчас, глядя в блестящие от слез глаза Хироки, она в полной мере ощутила тот ужас, который охватывал девушку при мысли о смерти. Хироки не понимала и не хотела понимать, как можно расстаться с жизнью по своей воле. Она никогда не имела ничего более ценного, чем собственная жизнь, и она не хотела умирать, что бы там ни говорила Мэй.
    - Они не были воинами, - повторила Хироки, - Они сражались храбро, но они не были воинами. А вы, Мэй-сан? Думаю, вы не та, за кого себя выдавали все это время. Вы умеете многое из того, что недоступно простой медсестре. Кто вы? Кем вы были? Скажите мне.
    - Во время японской интервенции в Маньчжурию, я и еще несколько женщин называли себя "Черные орхидеи", - Мэй, не колеблясь, отчетливо выговаривала каждое слово, чеканила фразы, словно она, как в старые добрые времена, отчитывалась перед командованием после удачно проведенной операции, - Нашей задачей было проникновение на территорию противника незадолго до подхода регулярных войск, разведка, саботаж, иногда, устранение китайских командиров. Я передвигалась по всей Маньчжурии на своих двоих, в гражданской одежде, изображая то торговку, то нищенку, то шлюху. Я была похожа на уроженку Поднебесной и не вызывала подозрений.
    Но после успешной интервенции, отряд "Черные орхидеи" был распущен. В нас больше не было нужды. Кроме того, командование столкнулось с проблемой контроля. "Орхидеи", смешавшиеся с местным населением, располагали секретными сведениями, и нельзя было утверждать, что никто из нас не работает на два фронта.
    Так или иначе, но я потеряла возможность заниматься тем, чему меня обучали и тренировали в течении нескольких лет. Мне нужно было как-то устраиваться в жизни и я выбрала профессию медсестры. После того, как я погубила не один десяток жизней, я стала спасать их.
    Мэй сама не понимала, что заставило ее выложить так легко сведения, которые могли стоить ей жизни, и которые раньше нельзя было вырвать из нее даже под пыткой. Сказывались переживания прошедшего дня, гибель подопечных, чувство близкой смерти. Мэй не ощутила облегчения, рассказав Хироки о своем прошлом, но она и не ждала ничего подобного. Она просто ответила на вопрос, остальное не имело значения.
    Хироки лишь кивнула, словно не услышала ничего нового для себя.
    - Спасибо, Мэй-сан, - сказала она, - Я ценю вашу откровенность и доверие.
    - Давай спать, - предложила Мэй, закрывая глаза и опуская голову на согнутую руку, - Пусть во сне духи "ками" подскажут нам, как следует поступить завтра.
    Мэй за все это время не упомянула о своих планах и о роли Хироки, но она уже приняла решение. В ее душе воцарился покой. Она вспомнила свое обещание позаботиться о Хироки, данное полковнику Исао, и поняла, каким именно образом она должна его исполнить.
    Завтра, едва рассветет, они с Хироки отправятся к побережью. Через густые джунгли путь будет долгим, но безопасным. Ближе к океану, в одной из деревень, разбросанных по всему острову, будет нетрудно найти семью, согласную приютить девушку. Американцы не тронут ее, если Хироки не выдаст себя сама, и даже в этом случае, вряд ли ее ждет суровое наказание.
    Там, в этой деревне, пусть даже под гнетом захватчиков, Хироки сможет прожить до конца войны. Затем, перед ней будет ее собственный путь - прямой, как полет стрелы. Но это уже не забота Мэй.
    Сама Мэй вернется в джунгли. Она не считала, сколько жизней на ее счету, но знала одно - вполне достаточно. Нет смысла затягивать неизбежное. Она слишком устала от войны, от боли и крови. Один молниеносный удар - и наступит конец.

    Первые лучи восходящего солнца, едва показавшись из-за края земли, заставили Мэй проснуться. Стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь легким шелестом листьев. В этот ранний час, утихомирились все обитатели джунглей, растревоженные стрельбой.
    Мэй, растирая затекшее на жесткой земле плечо, повернулась на другой бок. Ее взору предстала лишь примятая трава на том месте, где вчера лежала Хироки. Мэй подняла голову, огляделась по сторонам, прислушалась.
    Она не различила ни единого звука, свидетельствующего о том, что Хироки где-то поблизости. Положив руку на то место, где спала Хироки, Мэй поняла, что девушка ушла уже давно, земля успела остыть.
    Мэй подобрала автомат Томпсона, захваченный ей во время последней вылазки, проверила магазин и, быстро, но, стараясь не шуметь, направилась к лагерю. Через несколько шагов, она увидела свежий след на земле, подтвердивший ее догадку.
    Как не торопилась Мэй, она не успела перехватить Хироки. Мэй увидела девушку в тот момент, когда та выходила на открытое место перед одним из замаскированных наблюдательных пунктов янки. Опытным глазом, Мэй сразу распознала, где находится прикрытый пальмовыми ветвями схрон, но Хироки беспечно прошла всего в нескольких шагах от него. Она была слишком далеко, чтобы услышать окрик, если, конечно, не орать во всю глотку. Заметив, как зашевелились листья над убежищем американцев, Мэй припала к земле.

    Сидевший в неглубоком окопе солдат поспешно растолкал своего задремавшего напарника.
    - Эй, Том, взгляни-ка на это! - хриплым шепотом прошептал он, указывая на девушку, вышедшую из джунглей шагах в тридцати от них.
    - Чего ты ждешь? - также шепотом отозвался второй солдат, нащупывая свой автомат, - Стреляй!
    Первый солдат, Эван Льюис, поднес палец к губам.
    - Тсс… У нее нет оружия. Захватим ее живьем.
    - Николс уже захватил вчера одну, помнишь? - проворчал Том Хиттер, - Завалить ее и дело с концом…
    - Тихо! Она идет сюда. Ты только прикрой меня, а все остальное - моя забота. Ладно?
    - Ладно, давай.
    Подождав, пока Хироки пройдет мимо укрытия, Льюис резко выпрямился, направив автомат ей в спину.
    - А ну стой!
    Хироки оцепенела от неожиданности. За пазухой, неприятно касаясь живота, перекатывалась граната, но она не могла заставить себя схватить ее и сорвать кольцо.
    Льюис бросился к ней, пригнувшись, как футболист, прорывающийся сквозь защиту, врезался в девушку и сбил ее на землю. Хироки вскрикнула от боли, когда со всего маху ударилась спиной о землю. Граната выпала и откатилась в сторону, причем морской пехотинец даже не заметил ее.
    Зажав оба тонких запястья девушки в своем кулачище, Льюис другой рукой прикрыл ей рот.
    - Не ори, сука, не то прибью!
    Подбежал Хиттер, настороженно озираясь по сторонам.
    - Отлично! - воскликнул он, отстегнул ремень от своего автомата и помог скрутить Хироки руки. Та отчаянно сопротивлялась, но что она могла противопоставить силе двух мужчин?
    - Что будем делать? - спросил Хиттер, - Отведем ее к капитану?
    - Не сразу, - ответил Льюис, - Не знаю как ты, а я, сперва, отымею эту мартышку по полной программе, - он грубо провел рукой по груди Хироки.
    - Так-так, - раздался у него за спиной укоризненный голос сержанта Бертона, - Что тут у вас творится? Я не помешал?
    - Виноват, сэр, - выдавил, вскакивая на ноги, Хиттер, но тут же нашелся, - Захватили в плен вражескую лазутчицу. Возможно, из тех, кто напал на нас вчера.
    - Оружие у нее нашли?
    - Нет, сэр.
    - Тогда, с чего вы взяли, что она одна из них? Она что, набросилась на вас с голыми руками?
    - Нет, сэр. Но взгляните на ее униформу.
    - Вот что, - заявил Бертон, - Даже если она планировала напасть на нас, вы должны были сразу открыть огонь, как только увидели ее. Вы, болваны, так увлеклись охотой на японских девчонок, что даже не слышали, как я подошел. Кроме того, раз уж вы считаете эту девушку врагом, она заслуживает всего лишь смерти, а не того, что вы собирались сотворить.
    - Мы можем отвести ее к капитану, - смущенно предложил Хиттер.
    - Этого еще не хватало! Капитан и так расстроен этой историей с медсестрами. Ни к чему ему видеть ее.
    - Не можем же мы просто отпустить ее, - подал голос Льюис.
    Бертон присел на корточки и взглянул в глаза Хироки.
    - Ничего личного, девочка, - сказал он, - Ты уж прости.
    Он встал и обратился к солдатам:
    - Расстреляйте ее и заройте тело где-нибудь в лесу. И держите язык за зубами. Если капитан узнает об этом, он и с меня и с вас шкуру спустит.
    Льюис пожал плечами и потянулся за автоматом.
    - Подождите, пока я уйду, - сказал сержант, - Я не собираюсь на это смотреть. И не смейте издеваться над ней; пулю в голову и дело с концом. Поняли?
    - Да, сэр.
    Бертон поспешно направился обратно к лагерю. На душе у него было погано, но он утешал себя, перебирая в памяти имена и лица тех ребят, кто погиб во время вчерашней схватки.
    - Ну… - неопределенно протянул Льюис, держа ствол автомата направленным в голову Хироки, - Не думал я, что это так тяжело…
    - Стреляй, скотина! - выкрикнула Хироки.
    Она сделала попытку встать на ноги, но Хиттер прижал ее к земле.
    - Давай, что ли… - поторопил он Льюиса.
    Тот вздохнул, положил палец на спусковой крючок, вздохнул еще раз… Что-то блестящее мелькнуло в воздухе, раздался глухой удар. Льюис уронил автомат и вцепился обеими руками в рукоятку ножа, торчащего из его горла. Выдернув нож, он завертелся волчком, усеивая все вокруг брызгами крови, и упал.
    Хиттер вскочил, обернулся и встретился взглядом с женщиной средних лет, стоящей на одном колене шагах в десяти от него. Она направила на него ствол автомата.
    - Не… - начал было он.
    Автомат в руках Мэй коротко громыхнул.
    Сержант Бертон, отошедший слишком далеко, чтобы разглядеть происходящее, удовлетворенно кивнул.

    - Зачем? Зачем вы пришли, Мэй-сан? - горько спросила Хироки, - Разве вы не говорили вчера, что истинный воин должен умереть в бою…? Я не хотела умирать, но все равно пришла… Пусть бы они убили меня…
    - Ты ничего не поняла. Я не могла спокойно смотреть, как они убивают тебя, - сказала Мэй, - Они захватили тебя легко, без единого выстрела, а это величайшее бесчестье, уступающее только бегству с поля боя.
    - Я не оправдала ваших надежд, Мэй-сан, - сказала Хироки, - Простите меня, если можете. Я не хотела…
    - Ладно. Пойдем, у нас мало времени, - сказала Мэй, помогая Хироки подняться с земли, - Нужно уходить, пока не поднялась тревога.
    Хироки покачала головой.
    - Я никуда не пойду, Мэй-сан. Я пришла сюда, чтобы умереть, и я выполню это предназначение.
    - Ты должна жить, - сказала Мэй, - Нет нужды умирать. Мы уже уплатили свою цену. Этого достаточно.
    Каковы бы ни были те силы, заставившие Хироки идти навстречу смерти, вопреки ее желанию, приказ командира был приоритетным. Она повиновалась.

    Последними именами, внесенными капитаном Каллахеном в список боевых потерь, стали "Томас Хиттер" и "Эван Льюис". Вскоре после этого, рота Каллахена вернулась на побережье, где была доукомплектована и отправлена на следующую бойню. Впрочем, война кончилась раньше, чем многие из этих молодых ребят успели сложить головы в бою.
    Для большинства жителей Окинавы, окончание войны ознаменовало возвращение к привычной спокойной жизни. Немногочисленные японские солдаты, оставшиеся в живых после битвы за Окинаву, вернулись к своим семьям и прожили столько, сколько отведено им судьбой. Кто-то из них заставил себя забыть о том бесчестье, которое они испытали, позволив американцам овладеть островом. Другие, до конца своих дней, не могли избавиться от чувства вины, поскольку им не хватило силы духа последовать за своим командиром, генералом Ушидзимой, совершившим ритуальное самоубийство.
    Смерть нашла Хироки Ониши на следующий день, после того, как Мэй спасла ее. Направляясь к побережью, они наткнулись на американский патруль. Они могли бы не бояться этой встречи, если бы Мэй не захватила с собой автомат Томпсона. Увидев у нее оружие, янки без предупреждения открыли огонь. Мэй удалось ускользнуть и скрыться в джунглях, но Хироки была ранена в ногу и не могла бежать. Подпустив американских солдат вплотную, она взорвала себя гранатой. Это произошло на глазах Мэй, она почувствовала, словно острое лезвие пронзило ее сердце.
    Она поклялась сама себе, что не позволит себе умереть так легко. Самурай не вложит меч в ножны, пока не напоит его кровью вдоволь. Жажда Мэй была поистине бездонна.
    Но Мэй Ямашита не стала легендой, неумолимым мстителем, наводящим ужас на армию оккупантов. О ней не рассказывали шепотом невероятные истории, ей не восхищались японцы и не проклинали американцы. Все, кто знал и помнил ее, уже мертвы. А она сама, была всего лишь человеком. Через несколько дней после гибели Хироки, Мэй была тяжело ранена при попытке нападения на американский блокпост. Удача отвернулась от нее.
    Ей удалось уползти глубоко в джунгли, так что американцы не нашли ее ни живой, ни мертвой. Там, под ласковыми теплыми каплями начавшегося дождя, как истинный самурай, сохраняя достоинство даже перед лицом смерти, Мэй провела свои последние минуты, в мечтах и грезах, которым не суждено было осуществиться.